— Похоже, что мы так уважаем друг друга, что дружеская ничья наш всегдашний удел. Хотя вы хорошо играете.
Посмеиваясь, он спрятал от нее карты за спину.
— Вы тоже. Где научились?
— У бабушки. Ей далеко за семьдесят, но она и сейчас еще большая картежница. Как прихожу к ней, так она тут же колоду достает. Она считает, что карты развивают логическое мышление.
Пытаясь заглянуть в его карты, она то ли нечаянно, то ли умышленно коснулась твердого мужского плеча высокой грудью. Он зашипел и дернулся, как от ожога.
— Чего вы так боитесь, мистер Форрест? — тихо спросила она.
Этот вопрос резанул его как по живому, и он решительно отодвинулся от нее.
— Ничего я не боюсь. Просто соблазнять меня не надо!
Она печально засмеялась, ощущая в груди тяжкий всплеск безнадежности и не зная, как достучаться до его сердца.
— Надо же. Раньше мужчины девушек соблазняли, а теперь все наоборот. Кажется, это называется феминизацией? Или эмансипацией? — Посмотрев на его судорожно сжатые в кулак пальцы, растерянно поморгала, о чем-то догадавшись, и сочувственно прошептала: — Может, у вас проблемы… с этим?
Поняв, о чем она, Джейк возмущенно подпрыгнул и прорычал, бросив карты на диван:
— Нет у меня никаких проблем! Ни с тем, ни с этим! Это у вас проблемы! — Он встал, решительно прерывая разговор.
Положив карты, Лиз тоже поднялась, стараясь сдержать набежавшие на глаза слезы.
— Да уж, у меня полно проблем, только вы их решить не можете! Или не хотите, что по сути одно и то же! — Она пошла прочь из комнаты, ничего не видя вокруг из-за застилавших глаза слез.
Он обмер, потрясенный зазвеневшей в ее голосе горечью. Ему отчаянно захотелось утешить ее, доказать, что он вовсе не бесчувственный чурбан, каким она его, видимо, считает. Счастьем было бы распустить по плечам ее серебристые волосы и зарыться в них лицом. Потом бесконечно целовать ее розовые, так манящие его губы. Он даже почувствовал под пальцами гладкость нежной кожи и вкус ее дыхания на своих губах. Он подвинулся к ней, уже поднимая руки, чтобы обнять, но тут в ушах зазвучали ее небрежные слова, сказанные летом безжалостно и безнадежно: «Может, я бы в вас влюбилась на всю оставшуюся жизнь. Представляете, как это было бы забавно?».
Взъерошившись, как воробей, которого окатили ледяным душем, он сделал широкий шаг назад и крепко сплел пальцы за спиной. Посторонился, пропуская Лиз к двери, но тут она запнулась об задравшийся конец ковра и, уже падая, успела вцепиться в его руку. Не понимая как, он обхватил ее за талию, прижал к себе, и она подняла к нему мокрое от слез лицо.