А потом делаю шаг. И еще один.
Только куда же мне идти?
Я понятия не имею, где искать Виолу. Понятия не имею, сколько прошло времени. Вдруг Аарон уже добрался до армии?
— Виола? — скулит Манчи.
— Я не знаю, дружок, — говорю я. — Дай подумать.
Хотя пластырь работает, я по-прежнему не могу стоять прямо, но все же оглядываюсь по сторонам. Краем глаза замечаю труп спэка и сразу отворачиваюсь.
Не предай меня, не оставь меня…
Я издыхаю. Мне ясно, что делать дальше.
— Деваться некуда, — говорю я Манчи. — Придется идти обратно и сдаваться армии.
— Тодд? — скулит он.
— Деваться некуда, — повторяю я и выкидываю из головы все мысли, кроме одной: надо идти.
Для начала мне нужна новая рубашка.
Не глядя на спэка, я поворачиваюсь к своему рюкзаку.
Из него все еще торчит нож, проткнувший насквозь мамин дневник. Мне не очень-то хочется брать нож в руки, и даже в таком затуманенном сознании я боюсь смотреть, что стало с дневником, но делать нечего: я хватаюсь за рукоять, упираюсь ногами в рюкзак и со всех сил дергаю. Раза с третьего нож выскакивает, и я бросаю его на землю.
Он еще весь в крови. Васнавном это темная кровь спэка, но кончик ярко-красный. Значит ли это, что кровь спэка попала в мою? И можно ли подхватить от этих тварей еще какой-нибудь вирус?
Времени на размышления нет.
Я открываю рюкзак и достаю книжку.
Она продырявлена насквозь, но клинок был настолько острый (или Аарон оказался настолько силен), что дневник практически не пострадал. Тонкая прорезь со спэкской и моей кровью по краям не мешает читать текст на страницах.
Я все еще мог бы прочесть его — или дать прочесть другим.
Да, видать, не заслужил.
Отгоняю эту мысль подальше и достаю из рюкзака сменную рубашку. Все это время я кашляю — несмотря на чудо-пластырь, мне очень больно, такшто приходится постоять и дождаться, пока кашель утихнет. В легких как бутто скопилась вода, грудь как бутто набили мокрыми камнями, но делать нечего: я надеваю рубашку, вынимаю из рюкзака оставшиеся нужные вещи, не пострадавшие от дождя и Прентисса-младшего (это аптечка и коекакая одежда) и перекладываю их вместе с маминым дневником в сумку Виолы — потомушто рюкзак я нести точно не смогу.
Но вопрос остается, верно?
Куда мне идти?
Назад по дороге — прямиком в лапы мэра.
Надо вернуться к армии и каким-то образом спасти Виолу — может, обменять ее жизнь на свою.
И пойти без оружия я не могу, верно?
Нет, не могу.
Снова смотрю на нож: он лежит себе на мшистом пригорке как самая обычная железная штуковина, ничего сама по себе не значащая и ни в чем не виноватая. Виноват во всем только мальчик, который ею воспользовался.