«Хорошо, Аарон», — думаю я.
— Следи за языком, Тодд.
— Хорошо, Аарон.
— Что это еще за «черти»? Ты что себе позволяешь? Я все слышу, Тодд. Шум тебя выдает. Он всех выдает.
«Не всех», — думаю я, а вслух говорю:
— Прости, Аарон.
Он наклоняется ко мне, близко-близко, такшто я чую его дыхание, тяжесть его дыхания, которое цепкими пальцами хватает меня за горло.
— Господь слышит, — шепчет Аарон. — Господь слышит.
Он вновь замахивается, я шарахаюсь в сторону, а он хохочет и уходит, вот так запросто уходит в город по тропе и уносит с собой Шум.
Я весь дрожу, кровь стучит в голове от удара и от неожиданности, и от злости, и от ненависти ко всем этим людям и к этому городу. Я так дрожу, что даже не сразу могу встать и пойти искать собаку. Что он вапще тут делал, черт возьми? Я пытаюсь думать, но в голове до сих пор стучит от ненависти (и от страха, да, от страха, и заткнись!), и я даже не смотрю по сторонам, Аарон ведь еще может слышать мой Шум. Но я не смотрю. Не смотрю.
А потом всетаки оглядываюсь, встаю и нахожу свою собаку.
— Аарон, Тодд? Аарон?
— Никогда не произноси это имя, Манчи.
— Кровь, Тодд? Тодд? Тодд? Тодд? Кровь?
— Знаю. Заткнись.
— Ну-ка, — без всякой задней мысли повторят он за белкой, и голова у него пуста, как ясное небо.
Я шлепаю его по заду.
— Это тоже не смей говорить!
— Ой, Тодд?
Мы идем дальше, держась подальше от реки слева от нас. Начинается она далеко к северу от фермы, потом проходит несколько узких ущелий в восточной части города, а здесь постепенно сходит на нет и превращается в болото. К заболоченным берегам реки лучше не соваться, потомушто здесь живут кроки — огромные кропи, которым ничего не стоит сожрать почти-мужчину и его пса. Их спинные плавники выглядят точьвточь как кусты, а если подойти к ним слишком близко — БАХ! — они выскочат из воды, щелкая зубами и лязгая когтями, и тогда ты точно не жилец.
Мы обходим заболоченный берег стороной, и я пытаюсь свыкнуться с приближающейся болотной тишью. Смотреть тут особо не на что и делать нечего, поэтому мужчины сюда и не ходят. И еще из-за вони. Я не говорю, что здесь ничем не пахнет, но всетаки вонь не такая ужасная, как они воображают. Это вонь их воспоминаний, а не настоящая вонь — они чуют то, что было раньше. Горы трупов. У спэков и людей были разные притставления о том, как хоронить покойников. Спэки просто бросали своих в болото, те уходили на дно, и все было нормально — наверное, потомушто их тела так устроены. Ну Бен так говорит. Из воды, грязи и спэкской мертвечины не получалось никаких ядов, они только абагащали болото, как человечья плоть абагащает почву.