Меня зовут Тодд Хьюитт, думаю я, закрывая глаза. Теперь я знаю, что девчонка слышит мой Шум и думает о нем, и мне за него стыдно.
К тому же думает она втихомолку.
Меня зовут Тодд Хьюитт.
Через двадцать девять дней я стану мужчиной.
А ведь это правда, доходит до меня. Время идет, даже если ты за ним не следишь.
Отрываю еще кусочек вяленой баранины.
— Никогда раньше не слышал такого имени — Виола, — говорю я вслух, глядя только на землю и на свой кусок мяса. Девчонка не отвечает, поэтому я невольно поднимаю голову.
Оказывается, она смотрит на меня.
— Что? — спрашиваю.
— Твое лицо.
Я хмурюсь.
— Что с ним?
Девчонка сжимает руки в кулаки и делает вид, что бьет себя по лицу.
Я краснею.
— А… ну да…
— И раньше тоже. После… — Она умолкает.
— После Аарона, да.
— Аарон! — тявкает Манчи, и девчонка едва заметно морщится.
— Так его звали, верно?
Я киваю, не переставая жевать.
— Ага, в точку.
— Он не назвал своего имени. Я сама откудато узнала.
— Добро пожаловать в Новый свет. — Я откусываю еще мяса — верней, отрываю зубами, потомушто кусок попался жесткий, — и случайно задеваю болячку. Одну из многих. — Ай! — Выплевываю непрожеванное мясо и целую кучу крови.
Девчонка смотрит на это дело и вдруг откладывает еду в сторону. Она берет свою сумку и достает оттуда синюю коробочку, чуть побольше той, для разведения костра. Нажимает кнопку, открывает и вытаскивает кусок белой материи и маленький железный скальпель. Подходит ко мне.
Я все еще сижу, но отшатываюсь, когда девчонка протягивает руки к моему лицу.
— Пластырь, — говорит она.
— У меня свой есть.
— Этот лучше.
Я отползаю еще дальше.
— Ты… — говорю я, выдувая воздух через нос и тряся головой, — ты очень добра…
— Тебе больно.
— Да.
— Знаю, — говорит девчонка. — Потерпи.
Осмотрев мой опухший глаз, она скальпелем отрезает от пластыря небольшой кусочек и уже хочет наклеить его мне на лицо, когда я отползаю назад. Девчонка молчит, но рук не убирает — ждет, типа. Я вздыхаю, закрываю глаза и подставляю ей лицо.
Пластырь касается ушибленного места, и я тут же чувствую приятную прохладу, боль отступает, как бутто ее выметают мягкими перышками. Девчонка залепляет вторую рану, у линии волос, и аккуратно приклеивает кусочек пластыря на разбитую губу. Все это так приятно, что я до сих пор сижу с закрытыми глазами.
— Для зубов ничего нет, — говорит девчонка.
— Ну и ладно, — почти шепчу я. — Обалдеть, твой пластырь в сто раз лучше моего.
— Он частично живой. Из искусственной биоткани. Когда рана заживет, ткань отомрет сама.
— А-а, — протягиваю я со знающим видом, хотя на самом деле ни черта не понял.