— Верно, как и дома большинства жителей. Хоть мы и привыкли к Шуму, гораздо приятней слышать мысли только любимых и близких, а не всех подряд. От гомона так устаешь!
Я прислушиваюсь к этому гомону, но он даже близко не похож на то, что творится в Прентисстауне. Конечно, Шум есть и здесь: мужчины занимаются повседневными делами, и мысли у них совершенно обыденные, вроде Живо, живо! или Больше семи за десяток не заплачу, или Нет, Вы только послушайте, как поет, или Севодня же починю эту клеть, или Сейчас он оттуда свалится и так далее, и тому подобное — словом, самые обычные рассуждения о том о сём, которые по сравнению с черным прентисстаунским Шумом кажутся приятной теплой водой.
— Иногда эта вода чернеет, Тодд, — говорит Хильди. — Мужчины здесь тоже вспыльчивы. Да и женщины.
— Вапщето невежливо все время слушать Шум другого мужчины! — огрызаюсь я.
— Твоя правда, щенок. — Она ухмыляется. — Но ты же сам сказал, что ты пока не мужчина.
Мы проходим через самый центр города, по которому туда-сюда расхаживают люди. Все они вежливо салютуют Хильди и удивленно пялятся на нас.
Я пялюсь в ответ.
Если хорошенько прислушаться, легко установить, где в городе находятся женщины, а где мужчины. Женщины похожи на скалы, омываемые Шумом: точки их тишины рассыпаны по всему поселению. Ей-богу, если бы мне дали постоять и подумать минутку, я бы смог сосчитать, сколько женщин в каждом доме.
А рядом с Шумом десятков мужчин эта тишина…
Знаете, она уже и вполовину не такая грусная.
Тут я замечаю, что из-за кустов за нами наблюдают какие-то крошечные человечки.
Дети.
Дети, и гораздо младше меня.
Первый раз таких вижу.
Проходящая мимо женщина с полной корзинкой гонит их прочь. Она улыбается и хмурится одновременно, а дети, хихикая, прячутся за церковью.
Я провожаю их взглядом. В груди тоскливо тянет.
— Идешь, нет? — окликает меня Хильди.
— Ага, — отвечаю я и иду за ней, то и дело оглядываясь.
Дети. Самые настоящие дети. Выходит, здесь безопасно. Может, и Виола сможет ужиться среди этих добрых и славных (на вид, по крайней мере) мужчин, женщин и детей. Может, здесь она будет в безопасности, даже если я нет.
Наверняка так и будет.
Я кошусь на Виолу, и она тут же прячет глаза.
Хильди приводит нас к самой дальней постройке Фарбранча: ко входу ведет лестница, а над крышей развевается небольшой флаг.
Я останавливаюсь.
— Дом мэра? — спрашиваю. — Да?
— Заместителя мэра, — отвечает Хильди, с громким топотом поднимаясь по деревянной лестнице. — И моей сестры.
— Моей тоже, — добавляет открывшая нам дверь женщина — точьвточь Хильди, только немножко пухлее, моложе и сердитей.