— А нас на собрание пустят?
— Люди боятся неизвестного, щенок, — говорит Хильди, вставая. — Как только вы познакомитесь, все устроится.
— Нам разрешат остаться?
— Думаю, да! Если вы сами захотите.
На это я ничего не отвечаю.
— Ступайте пока в дом, — говорит Хильди. — Я зайду за вами, когда придет пора.
Я киваю, она машет мне на прощанье и идет к выходу через склад, в котором теперь стоит почти кромешная тьма. Я отношу метлу на место и прислушиваюсь: отовсюду доносится Шум мужчин и тишина женщин, стекающихся на собрание со всего города. Чаще всего в Шуме встречается слово Прентисстаун, а еще мое имя, Виолино и Хильди.
И вот что я замечаю: хотя в мыслях мужчин чувствуются страх и опаска, явной враждебности там все же нет. Вопросов много, это да, а вот свирепого гнева, который обуревал Мэтью Лайла, я не вижу.
Такшто все может быть. Вдруг дела не так уж плохи?
— Пошли, Манчи! — говорю я. — Недурно бы перекусить.
— Перекусить, Тодд! — вторит он, скача за мной по пятам.
— Интересно, как прошел день у Виолы…
Шагая к воротам склада, я вдруг замечаю, что один источник Шума отделился от общего бормотания.
Источник, который сейчас двигается прямиком к складу.
Я замираю в темноте.
В дверном проеме мелькает чья-то тень.
Мэтью Лайл.
И его Шум говорит: Никуда ты не пойдешь, сопляк!
— Прочь! Прочь! Прочь! — тут же взрывается Манчи.
В мачете Мэтью Лайла отражаются луны.
Я тяну руку за спину. Ножны я спрятал под рубашку, когда работал, но это не мешает мне достать и крепко стиснуть в руке нож.
— Старая карга ушла — тебя некому защитить, — говорит Мэтью, размахивая мачете, как бутто нарезая на куски воздух. — Ни одной юбки поблизости.
— Да я ничего не сделал! — вскрикиваю я, пятясь и стараясь не выдать мысль о задних воротах, которые у меня за спиной.
— Ну и что? — Мэтью идет прямо на меня. — У нас есть закон.
— Я не хочу с вами ссориться!
— Зато я хочу, сопляк. — Его Шум начинает бурлить гневом, а еще в нем проскальзывает какоето странное горе, яростная боль, которую можно буквально почувствовать на вкус. И непонятное волнение, как бы он ни пытался его скрыть.
Я снова пячусь в темноту.
— Я вапще-то неплохой человек, чтоб ты знал, — вдруг говорит Мэтью, почему-то смутившись, но по-прежнему размахивая мачете. — У меня жена есть. И дочка.
— Им не понравится, что вы напали на безобидного мальчика…
— Молчать! — Мэтью с трудом сглатывает слюну.
Он не уверен в себе. И не знает, что делать дальше.
Да что здесь происходит?!
— Ума не приложу, с чего вы так на меня взъелись, — говорю я, — но все равно прошу прощения. За что угодно…