— Нажаловался? — спросила Вера, заранее зная ответ.
— О чем вы говорите! — захихикала Люська. — Если честно! Это ж ему пришлось бы признаваться в получении взяток зелеными, чисто условными валютными деньгами. Он же не настолько глуп.
По Люськиным рассказам выходило, что Ромка-охранник всем порядком надоел. Всем сотрудникам музея отравлял жизнь своим подглядыванием и подслушиванием. Резюме секретарши было жестоким в своей откровенности:
— Вера Алексеевна! Вы можете думать что хотите, но после того как Ромка в сундуке задохся, мы облегченно вздохнули! Уж очень он всех достал! Гаденыш!..
— Значит, Гаркавенко умудрился многих настроить против себя. Или был кто-то, кому от него досталось больше других? — уточнила Вера.
— Вы намекаете… Могли кто-то из наших его грохнуть? — Баранова почесала острым красным ногтем макушку. — Если честно! Я думаю, любой мог. Говорю же вам — достал, всех достал, скотина милицейская!
Вера вышла от секретарши в задумчивости. Но она не собиралась уподобляться детективу и подлавливать музейщиков на каверзных вопросах. Она доверяла своему чутью и потому пошла по музею туда, куда ноги ее сами несли. Все, что ей было нужно, — походить и послушать, вникнуть в обстановку, ощутить витающее в воздухе.
Окружающим казалось, что она просто проводит время среди людского муравейника. Ходит, смотрит, разговаривает на любые темы, шутит, улыбается. И невозможно было понять, что для нее это и есть самая напряженная работа, наивысшая форма вживания в проблему. Она вся, как чувствительная радиостанция, настраивалась то на одну, то на другую волну. Малейшие нюансы обстановки впечатывались в ее память. От ее внимания не ускользал ни один штрих в поведении людей, не упускалось ни одно оброненное слово. Ни один жест, ни одна улыбка, ни один взгляд окружающих не выпадали из общей стратегии человековедческого исследования доктора Лученко.
Она сразу услышала, что обычная музейная тишина исчезла. В каждом зале, где обычно по углам на стульях-насестах дремали смотрительницы, теперь толпились и шушукались. Звуки приглушенного шепота напоминали назойливый треск цикад. Обсуждались последние ужасные события. Не нужно было обладать острым слухом, чтобы сразу со всех сторон услышать: в итальянском сундуке найден убитый милиционер Роман Гаркавенко. Все сотрудники музея старались продемонстрировать свои дедуктивные способности.
В одном углу собрались смотрительницы трех главных залов: Итальянского, Испанского и Французского. Лученко задержалась неподалеку от трех смотрительниц и уже через минуту усвоила, как кого из них зовут, что они из себя представляют и как относятся к происходящему.