- Паяц! Мерзавец! Казнокрад!! - уже не владея собой, прокричал он дико, прытко скакнул за стол и схватил председателя за лацканы фрака. Нет, каналья, мошенник, ты отдашь мне те бумаги! Я их пересмотрю, а уж потом решу, что дальше с ними да и с вами со всеми делать! На каторгу меня упечь собрался, негодяй?! Ну так я тебя вместе с собой туда утащу! Одной цепью, подлец, связаны будем! Отдашь бумаги?!
Председатель, никак не ожидавший от тихого полудурачка, каким почитал Александра, такой прозорливости и резвости, испугался страшно. Господин столоначальник так энергично тряс его, что на стол высыпался весь табак из табакерки, все ещё зажатой в руке, а руки Александра с лацканов фрака переместились на горло председателя, который стал хрипеть и синеть лицом. Но, синея и хрипя, он успевал выдавливать из себя слова:
- Голубчик... пощади... поделимся... пять тысяч... десять...
- Нет, каналья! - кричал Александр, все сильнее сжимая горло того, кто покусился на казну его страны. - Отдашь бумаги, вместе в суд пойдем! Ревизоров из Петербурга вызову! На каторгу вместе пойдем!
Шум возни, крики Александра между тем не остались не услышанными в коридоре. Вскоре дверь распахнулась, в кабинете появились люди - чиновники, экзекутор, два дюжих бородатых дворника. С великим трудом удалось им оттащить Александра от председателя палаты, который, держа руку на горле, весь побагровевший, с распущенным по груди галстуком, хрипя сказал:
- Жандармов позовите... - кто-то кинулся исполнять приказ, но вслед ему понеслось: - Не надобно! Отставить! - И добавил: - Дело домашнее, сами разберемся... - А после прокричал: - Все, все вон пошли, кроме... господина Норова...
Когда чиновники, толкаясь, вывалили в коридор, Александр, уже жалевший о том, что вел себя так безобразно, вполне возможно, с человеком, который был вовсе не причастен к казнокрадству и к плану перевалить все вины палаты на плечи случайного человека, сказал виноватым тоном:
- Простите, сударь, мне очень стыдно. Если вы желаете, я бы мог дать вам удовлетворение. Впрочем, простите...
Председатель, бывший в действительности автором проекта по очищению совести палаты при помощи болвана-столоначальника, махнул рукой:
- В своем полку стреляйтесь, сколько вам угодно! Мы же - люди штатские, негордые... Теперь же домой ступайте, а завтра, поуспокоившись, снова приходите. Потолкуем спокойно, мирно и без рукоприкладства.
И подавленный, сильно смущенный, негодующий на себя Александр, коротко поклонившись, вышел из кабинета председателя.
... А ночью ему снилось, будто сидит он скорчившись за какой-то полупрозрачной преградой, где сильно пахнет вином, так сильно, что кружится голова. Сидит, он догадался, в громадной бутылке из-под шампанского и вылезти из неё не имеет сил. Вокруг же ходят чиновники палаты государственных имуществ, показывают на него друг другу, смеются, называют болваном и тюхой-матюхой, а председатель грозит пальцем и говорит: "Вот и сиди, сиди, покуда не приедет ревизор. А после на каторгу пойдешь, мы же все здесь останемся!" Но вдруг на купленных рысаках подъезжает к бутылке Белобородов, лихо соскакивает на землю. Он велик ростом этот делопроизводитель, он всех расталкивает и зычно кричит: "Не надобно Василь Сергеича на каторгу! Я его с булем выпью! "И наклоняет бутылку Белобородов, чтобы засунуть её горлышко в свою огромную пасть, трясет её, и Александр трясется вместе с ней, и очень боится, что Белобородов и впрямь выпьет его с булем...