Я слушал его невнимательно, так как ту же историю дедушка рассказал мне в предыдущий день. Про себя я думал о том, как это странно, что прошли два дня, а Сатурнин еще не выкинул никакой штучки. Я постучал по дереву, и дедушка рассеянно сказал: „Войдите!“ Потом он продолжал рассказывать.
Зато на следующий день Сатурнин вознаградил себя за все упущенное. Он уверил дедушку, что умеет управлять машиной. Дедушка радостно приветствовал это известие и пожелал прокатиться в стареньком Форде, уже десятки лет ржавевшем в гараже. Сатурнин достал где-то бачок с бензином, и около десяти часов они тайно выехали. Никто из нас об этом ничего не ведал, и переполох настал только тогда, когда дедушка не явился к обеду.
Приблизительно в три часа приехал Сатурнин на велосипеде, а дедушку привез извозчик. Я ни малейшего понятия не имел о том, что произошло. Дедушка не переставал дрожать в течение всего дня и время от времени тихо восклицал: „Господи Боже мой, Господи Боже мой!“ Сатурнин снова куда-то уехал.
Тетя Катерина требовала рассказать ей, что собственно случилось. Однако о происшествии я знал также мало, как и она. Потом она принялась болтать о каких-то нетерпеливых наследниках и о покушении. В конце концов, она сказала: „Не рой другому яму, сам в нее попадешь. Черт во что ни нарядится, все чертом останется“.
Всю среду лил дождь. Тетя Катерина меня не пустила к дедушке, так что я занялся чтением. Я прочитал книгу Почкование, — не помню точно, как эта книга называлась. Написал ее какой-то профессор, и я испортил себе этим чтением весь день. Вечером дедушка приказал позвать меня и рассказал мне о том, как он служил солдатом в Италии. Тут уж ничего не поделаешь — я его туда не посылал. Перед сном я думал о том, какими прекрасными могли быть эти дождливые дни, если бы я проводил их в обществе мадемуазель Барборы.
В четверг дедушке стало гораздо лучше, и он захотел сыграть со мной в шахматы. Меня это не обрадовало, так как на дворе как раз не на долго перестал идти дождь, и мне хотелось сходить к реке, но потом я сказал себе, что по отношению к дедушке это мой долг. В конце концов, Сатурнин ведь мой слуга, и, следовательно, я отвечаю за его поступки. Тетя удивилась, как это дедушка на меня не обиделся, сочла это старческой переменчивостью и заметила, что конь бывает один раз жеребенком, а человек дважды бывает ребенком. И так, я пошел играть с дедушкой в шахматы.
Как я ни старался, добром это не кончилось. Я, правда, игрок посредственный, но все же я не мог не заметить, что дедушка в одной партии делал рокировку трижды, всякий раз в другую сторону. Когда я обратил на это его внимание, он ужасно рассердился и сказал, что не мне его учить. Он, мол, играет в шахматы уже сто лет. Отпуская меня, он глядел очень неприветливо.