В эту минуту дедушка отвлекся и стал рассказывать о кознях и происках врага, о хитрых ловушках, о случайных и счастливых внушениях, спасших массу жизней. Всюду были потайные двери, полы, которые проваливались под ногами, погреба, заполненные от отказа бочками с порохом. Всюду подстерегала смерть. (Тетя Катерина дрожала за дедушкину жизнь, и доктор Влах предложил ей закутаться в одеяло).
Опасно было глядеть в сверкающие глаза женщин, так как они играли с вами игру, похожую на ту, что сыграла Шарка с Цтирадом[8]. Дедушка больше любил грохот битвы, чем подозрительную тишину, которой суждено было внезапно прерваться от выстрела из-под укрытия.
Дедушкин рассказ был очень увлекательный, и мы все испугались, когда при слове „выстрел“ тетя Катерина взвизгнула. Не хочу преувеличивать, но по-моему испугался и дедушка. Он слегка нахмурился, но потом продолжал рассказывать.
Было что-то трогательное в этом рассказе старого солдата. Когда он вспоминал названия мест, деревень и городов, названия и даты битв, его глаза блестели и невзначай он пользовался военными терминами пятидесятилетней давности. Казалось, будто в комнате тихо звучит марш Радецкого.
Так вот, была прекрасная и тихая ночь. Даже чересчур тихая. Солдаты отдыхали у гаснувших костров, кипарисовые рощи благоухали, и лошади время от времени ржали. С картины в потемневшей раме на офицеров, ужинавших в зале за длинным дубовым столом, задумчиво глядел дворянин в средневековой одежде. Пламя горящих свечей плясало и отражалось в бокалах, в которые наливали вино. Офицеры не пили, так как первым должен был поднять бокал генерал. Но в те времена нехорошо было пить первым тому, чья жизнь была самая ценная. Это было опасно.И так как опасность была именно здесь, дедушка уже не бродил по темным кипарисовым и пиниевым рощам, а стоял тут, рядом, готовый задержать руку генерала, подносящего бокал к устам. Слишком много вина было отравлено, и поэтому дедушка был первым, кто выпил бокал вина за здравие генерала. Бог знает, кто выпил последний бокал, их было несметное количество.
Свечи таяли, полыхали, и старый дворянин задумчиво глядел с картины. Вино заглушало тоску по родине, глаза офицеров блестели от вина, а из уст вырывались слова песен о новых победах. Засветились и глаза генерала под седыми бровями, и щеки покрылись легким румянцем. Вино разогнало кровь в членах, одеревеневших за день, проведенный в седле. Старик с удовольствием глядел на своих офицеров. Он любил их всех так, как только старый человек может любить молодых, полных жизни людей, в которых он верит, как верит в то, что они поднимут стяг, когда он по воле Божьей выпадет из его рук.