Сближение с мадемуазель Барборой
Заколдованный шезлонг
Милоушины злоключения
Тетя Катерина мечтает о карьере писательницы и рассказывает сюжет романа о „Цветике Марте“
Милоуш тоже мог бы стать литератором, недостает только одного.
Мадемуазель Барбора переселилась с готовкой на кухню. Она призналась, что ей не особенно хотелось, так как на дворе готовить было даже интересно. Я не удивляюсь. После проливных дождей на дворе стояла солнечная погода.
Дни проходили в приятной атмосфере, и для многих ничего особенного не происходило. Но для меня это были замечательные дни. Я понимаю, что остальные не могли чувствовать того же что я, потому что всё замечательное касалось только меня и мадемуазель Барборы. С каждым днем наша дружба крепла, и нам доставляло радость хотя бы мелочами напоминать об этом друг другу. Конечно, только тогда, когда поблизости никого не было. У нас были общие сигареты, мы откусывали куски от одного и того же яблока и обменивались вещами. Я носил на шее ее красный платок, у нее в кармане спортивного костюма лежали мои портсигар, зажигалка и карманный ножик. Я носил ее металлическое зеркальце, и у нас было всегда масса причин искать друг друга: мне хотелось закурить, а мадемуазель Барборе до зарезу нужно было зеркальце.
Мы вместе просматривали книги в дедушкиной библиотеке, и всегда нам хотелось прочесть одну и ту же книгу. И как ни странно, это нам очень хорошо удавалось. Наши молчаливые свидания на террасе прекратились из-за того, что теплые вечера привлекали на террасу все наше общество, и сеансы с обязательными рассказами состоялись там. У каждого был свой шезлонг, и Сатурнин расставлял их каждый вечер таким образом, чтобы нам с мадемуазель Барборой не беспокоиться о том, будем ли мы сидеть рядом.
Сатурнин вообще человек очень сообразительный. До сих пор мне непонятно, как это получалось, что Милоушин шезлонг ни с того ни с сего в середине рассказа складывался, и светский денди оказывался на полу. Когда это произошло в первый раз, мы все испугались, и Сатурнин услужливо принес Милоушу другой шезлонг. Через десять минут, и он сложился, и Милоуш снова очутился на полу. Это уж дедушке показалось чересчур, и он закричал на Милоуша: „Что ты там вытворяешь, дуралей, ты что, не умеешь сидеть, как следует?“ Милоуш обиделся и ушел.
Вообще Сатурнин выполнял свое обязательство честно, и я думаю, Милоуш еще долго будет помнить дни, проведенные в дедушкином доме. Стараниями Сатурнина он стал действующим лицом какой-то кинокомедии, водевиля, набитого дьявольскими совпадениями и невероятными происшествиями. Удивительно было то, что он упорно молчал и не выдал Сатурнина. Какая-то причина здесь видимо была, Сатурнину же любой труд был нипочем, и мне самому пришлось бы потратить много сил, чтобы рассказать обо всём, чем он потчевал Милоуша. Я помню, как мой драгоценный двоюродный братец бесновался, когда обнаружил, что вместо березовой воды он полил волосы керосином, оказавшемся в бутылке из-под березовой воды, как он чертыхался, и поднял на ноги весь дом, когда, войдя вечером в спальню в полной темноте, поскольку света еще не было, он определил, что в комнате кто-то переставил всю мебель, как он стал сомневаться в своем здравом уме, когда, читая, свои детективы, издаваемые в тетрадях, он никак не мог разобраться в бессмыслицах, возникающих перед его глазами на листах бумаги, так как Сатурнин перемешал все листы отдельных тетрадей, оставив при этом последовательную нумерацию страниц. Интересно, что первый, переделанный таким образом роман, Милоуш прочитал, и ничего не заметил. Он, кажется, даже собирался эту историю рассказать, когда до него дойдет очередь в наших вечерних сеансах. Дело в том, что дедушка настаивал на продолжении наших рассказов, не взирая на электрический свет. Тетя Катерина выразила с ним бурное согласие и принялась рассказывать.