Балок на полигоне скопилось великое множество, таскать — не перетаскать. Как покойников из анекдота.
Штук пять мы перенесли вдвоём.
Новичок оказался толстым и неповоротливым. И сильно потел. Пот с него лил ручьями. Вдобавок он очень волновался. Злился на что-то. Или на кого-то.
— Так мы и полнормы за весь день не сделаем. Вместе, — поделился я с новичком своими соображениями. — Лучше эти балочки таскать одному. Тебя как звать?
Он ни одного ответа, похоже, не произнёс без встречного вопроса. Странный человек:
— А зачэм тэбэ ымя?
— Неудобно как-то: кацо да кацо. По имени-то — лучше.
— Шалва Нодарович. А тэбэ как зывать?
Так вот почему бугор его шалавой[249] назвал. А я то думал, он ругается. Рассердился.
Познакомились. Я поднял балочку-восьмикилограммовку, взял её на руки, как ребёнка, и понёс.
Шалва Нодарович долго корячился, поставив балку на попа, но так и не поднял — не решился.
— Буд другом, помогы, — попросил он, когда я вернулся на площадку. Я помог ему взгромоздить балочку на плечо. Он потащил её, качаясь из стороны в сторону, и я подумал:
— До чего довели человека! Лишь бы не запнулся.
Я успел опередить новичка, положил свою балочку на деревянные рейки, и помог напарнику освободиться от груза.
В глазах Шалвы Нодаровича бушевали страдание и негодование.
— Послушай, дарагой, давай по два работат, — взмолился он. — Тыжало! Понымаишь?
— Да я-то понимаю — начальник не поймёт. Вечером нас вдвоём в трюм опустят. За невыполнение нормы. И вместо ужина получим по кружке тёплой воды. А завтра утром нас прямо из ШИЗО на развод приведут. Мимо пищеблока. Давай уж лучше упрёмся рогами и…
— Kaк ты сказал, дарагой? Какие роги?
Похоже, напарник мой оскорбился. Ну и горячая кавказская кровь! Того и гляди — зарэжэт. Кынжалом. Я не стал объяснять.
Вторую свою балочку Шалва Нодарович сбросил неудачно. Она повредила конец уложенной в штабель плиты и переломилась пополам — бетон не успел окрепнуть. Конец плиты ещё возможно починить, а как поступить с переломленной? Её уже не отремонтировать — брак. За брак — наказание.
— Вот что, Шалва Нодарович. Эту балку надо отнести назад, на место, если мастер спросит, лучше сказать, что сама переломилась. При подъёме. Я подтвержу. Иначе таскать начнут. По кочкам.
— Зачэм? Зачэм таскать туда-суда? — возмутился новичок. — Я нэ ишак!
Терпеливо разъяснил ему, что к чему и почём. Ну кацо! Если он так и дальше будет себя вести, я только тем и буду заниматься, что растолковывать подробно каждое движение. А работать? Александру Сергеичу?
Когда вернулся, отнеся в штабель ещё одну балку, Шалва Нодарович стоял как прежде и задумчиво смотрел на меня. В больших глазах его туманилась печаль. И даже — скорбь.