К удивлению своему, я здесь сделал открытие, что всё окрестное население состоит из бывших зеков и продолжающих отбывать срок наказания, а также из их охранников, потенциальных зеков, потому что все они почти поголовно нарушали законы, хотя бы — браконьерствовали, воровали лес, а ведь он — народное достояние. Ну да ладно, это так — к слову пришлось.
Забравшись на чуть покатую крышу щитово-опилочной юрты, я подолгу любовался прекрасным, роскошным летним пейзажем, ещё не полностью уничтоженным людьми, хотя многие сопки уже были изуродованы проплешинами.
Особенно завораживало меня наступление сумерек, когда речку и тайгу заливал сначала редкий, прозрачный, густеющий с каждой минутой и наконец превращающийся в подобие молочного киселя туман. Он поднимался от воды и земли и постепенно поглощал тайгу, из него торчали лишь чёрные верхушки могучих елей, как во время фантастического потопа. Быстро холодало и смеркалось, и я спрыгивал с юрты, возвращаясь из прохладной природной свежести в спёртое тепло человеческого логова.
Зачаровывала меня тайга и ранним утром, освещённая ярким солнцем.
У одного эстонца, плохо изъяснявшегося по-русски, осуждённого по политической статье, каким-то чудом оказалась коробка акварельных красок. Из беличьего хвоста я смастерил кисть и написал несколько пейзажей, посвятив этому занятию весь воскресный день. Один лист с видом на распадок совершенно случайно сохранился в моём архиве до сего дня. Сожалею, что не зарисовал тогда же и Спиртоноса. Но не буду забегать вперёд, всё по порядку.
Я заметил такую закономерность: чем заманчивее слухи (параши) распространялись, разумеется начальством, но через заключённых, о готовящемся этапе, чем чаще употреблялись слова «хороший лагерь», тем в более гиблое место его направляли. И в этот раз начальство поступило точно по тому же шаблону, посулив нам «очень хороший лагерь», а загнав в такую дыру, где, как верно определили этапники, закон — тайга, а прокурор — медведь.
Лагерь наш, поскольку он находился на отшибе, наверное в километре или более того от посёлка, освещался электродвижком. Но тока не хватало, и в юртах висели керосиновые лампы «летучая мышь». Не хватало не только электроэнергии. Почему-то молчало радио. Не снабжали нас газетами и журналами. Не было и библиотеки. Письма доходили до нас очень редко, от случая к случаю. А о посылках и заикаться было нечего. Их не на чем было привезти. Хотя всё остальное на чём-то доставляли. Поэтому зеки довольствовались подножным кормом и тем, что через вольняшек можно было приобрести в поселковом магазине. Перепадало зекам кое-что и от браконьеров. Но кому? Опять же блатным и их прожорливой, как саранча, своре.