После яростных споров с самим собой я понял: не смогу сказать правду. Не надо! А ложь такой тяжестью давила, что, не дожидаясь пока окончательно рассветёт, встал, собрался и потихоньку вышел на вольный воздух. Осторожно миновал калитку и, вздохнув полной грудью, направился к тракту. И вдруг вспомнил: самолётик забыл. Оглянулся. Тускло светилось окно в избе Марии Ивановны. Я повернулся и пошагал дальше.
Мама, я лётчика люблю…
Мама, я лётчика люблю,
Мама, я за лётчика пойду.
Он летает выше крыши,
Получает больше тыщи.
Мама, я лётчика люблю!
Мама, я повара люблю,
Мама, я за повара пойду,
Повар делает котлеты
И баланду с винегретом.
Мама, я повара люблю!
Мама, я доктора люблю,
Мама, я за доктора пойду.
Доктор делает аборты,
Посылает на курорты.
Мама, я доктора люблю.
Мама, я жулика люблю,
Мама, я за жулика пойду,
Жулик будет воровать,
А я буду продавать.
Мама, я жулика люблю!
1956, начало осени
Такого разговора Витька не ожидал, ведь с тюрягой и лагерем покончено. Но Серёга «выставил счёт». И не от себя, а говорит, что маляву с зоны получил: люди интересуются, как живут Рыжий и Красюк. Бегают[270] ли? Что отписать людям? Не скажешь же, что завязал.[271]
— Я — то бегаю, помалэньку карабчу,[272] а ты, Красюк, чевой-то совсем скурвился. У своей проститутки[273] между ляжек застрял.
Витьку последние слова задели за больное: какая Оля — проститутка? Честная девочка была. Серёге, однако, не возразил, недавно и сам так думал. Как все блатари.
— Забыл, Витёк, про должок свой? Кто тебя у хозяина подкармливал? Должен — надо платить. А то — фуфло получается? Мокрый хвост у тебя, не забыл? Теперь ты с нами на век повязан.
В интонации голоса Серёги звучал явный приказ. Или скрытая угроза. На что способен Рыжий, Витька хорошо знал. На всё, что угодно.
— Короче, вот што, Витёк, — уже более миролюбиво продолжил Серёга, — в воровской общак нужно грошей подкинуть.
— Ты же знаешь: какие у меня гроши. Оля не работает, с пацанкой сидит. А у меня зарплата — от хуя уши.
— Бегать надо, Витёк! Держать хвост пистолетом.
— Набегался. Из-за проигрывателя всё в жизни через жопу пошло…
— Не бзди, Витёк! Подкнокал я одну хату — верняк на десять кусков шмотья центрового наберётся. Рыжья у них затырено — не мерено! Жирно живут фраера! Колупнём хату?
Видя нерешительность бывшего подельника, уже другим тоном произнёс:
— Ну что ты минжуешься?[274] Как девочка! Лепим скок?
Серёга пристально вперился в собеседника рысьими недобрыми глазами.
— Как скажешь, Серёга, — произнёс Витька.
— Ну вот и молоток! А то: и хочется, и колется, и мамка не даёт.