Все обитатели пересылки встречали «гостей». Сам Лёвка Бухгалтер пожаловал к вахте. Челябинский этап подобной чести не удостоился. Вот он, наш вождь и хозяин: чернявый, костлявый, чуть выше среднего роста, с сумрачным взглядом непроницаемо чёрных, больших и печальных глаз — ничего особенного. По внешнему виду — обычный человек. Но это не так. Лёвка — самый могущественный обитатель на пересылке. Он её держит в своих руках. Его слово имеет силу приговора. И обжалованию, как говорится, не подлежит. Об этом воре в «законе» рассказывают легенды. Например, такую: в одной из тюрем, где он сидел, ему в камеру надзиратели приносили водку. Приводили девочек. Чтобы заслужить его, Лёвкино, расположение. Чушь, конечно, собачья. Мулька[33] блатных.
Здесь, на пересылке, пахан Лёвка большую часть времени проводил за карточной игрой на верхних нарах, занимая с несколькими «товарищами» целый угол. Вместе они составляют воровскую «семью» — блатное правительство лагеря. По слухам, Лёвка — самый богатый на всей пересылке. Он, наверное, и сам точно не знал, какими сокровищами владел, — может, десятком матрацных наволочек, набитых тряпьем. Шептали, что и денег (гро́шей) у него — навалом.
Играл Бухгалтер настолько удачливо, что не находилось ему равного даже среди самых прокажённых шуляг.[34]
Многим, и мне в том числе, «повезло» лицезреть Лёвку. Но недолго он оглядывал входивших стройными рядами, в ногу, бравых покорителей Берлина, — его ждали дела поважнее: в худых, цепких пальцах его переливалась с треском колода фабричных карт. Вместо себя на приёмке этапа Бухгалтер оставил заместителя Федю Ташкентского. Которого звали и Фаридом.
«Зам. по кадрам» поманил пальцем одного из «зелёных» и, выпустив через зубы длинную струю слюны, с презрением спросил, кто из них «старшой».
— Подполковник Ста́риков, — чётко отрапортовал «зелёный».
— Нехай твой подполковник приканает короче к генералу Лёвке Бухалтыру. Он ему мало-мало приказ даст.
Блатных развеселило остроумие Феди-Фарида… Особенно напоказ заливался Витька Тля-Тля, растолстевший за последний месяц до неприличия, — жирное брюшко свисало на трусы. Это в двадцать-то лет…
Мне противно на Витьку смотреть, как он лебезит перед авторитетными блатарями. Выслуживается. Эх…
Сколько их сюда прибыло, этих крепких, энергичных и в большинстве — молодых, в выцветших гимнастёрках и пилотках с тёмными пятнышками от звёздочек. Такие же пятна видны и на гимнастёрках многих. Непривычное для меня зрелище. Противоестественное.
У них есть свои командиры. «Зелёные» строятся взводами, и их уводят в сараи. А за ними, как грифы-голошеи, тащатся стаи уголовников с приблатнёнными, кандидатами в руководящую и направляющую партию преступного мира.