Какой тип отношений между человеком и гражданской общиной отразился в жизнеописаниях середины I в. до н. э.? Предельно кратко на этот вопрос можно ответить так: тождество уступило место единству. В глазах окружающих человек не исчерпывается больше своей службой общине. Он обладает особенностями, личными свойствами, неповторимой индивидуальностью, которые воспринимаются сами по себе и вызывают определенное к себе отношение. Полководец Фабий Максим в изображении Тита Ливия неповоротлив, медлителен, упрям, осторожен, не выносит новшеств; государственный деятель II в. Лелий Младший, такой, каким он представлен в диалоге, носящем его имя у Цицерона, вдумчив, широко образован, он верный и любящий друг; Катон Старший у Непота энергичен, напорист, умен цепким, практическим умом. Этими или сходными качествами отличался, наверное, не один человек и в то время, и до него, но только теперь они стали вызывать интерес, требовать разбора и изображения. Изображения, однако, особого, направленного прежде всего на выявление той пользы или того вреда, который эти осознанные личные свойства приносят государству. Человек выделился из общины, но рассматривается еще с точки зрения ее интересов, и именно они образуют единственно существенное содержание его новообретенной индивидуальности. Фабий Максим действительно и упрям, и медлителен, и осторожен, но органические это его черты или принципы поведения, усвоенные им по тактическим соображениям, исходя из характера войны, в которой он участвует, в конечном счете неважно. Характеристика его у Ливия завершается стихом Энния: «Он промедленьем своим из праха республику поднял». Биография Катона у Корнелия Непота, а тем более посвященное ему сочинение Цицерона строятся точно так же: перед нами интересный и сложный человек, но мерилом его ценности остается служение государству.
Третий и заключительный период в развитии римской биографической литературы, к которому относится и «Жизнеописание Агриколы», приходится на вторую половину I в. н. э.[130] Если сущность первого из периодов, намеченных выше, состояла в тождестве человека и гражданской общины, сущность второго — в их противоречивом единстве, то главное содержание третьего составляет их наметившийся разрыв. Человек оценивается отныне не столько по своему общественному поведению или по официальному признанию, сколько по тому содержанию личности, которое оставалось за вычетом этого поведения и этого признания. Основой оценки и самооценки человека теперь становился именно такой «остаток»,