Генерал благосклонно похлопал меня по плечу и разрешил идти. По пути к винокурне я прохожу мимо дома Исламкуловых. Я вспоминаю про Кольку. Вскоре я вывожу его из убежища.
Теперь лошадка может двигаться на свободе, в то время как я остаюсь – добровольным пленником.
Часовые у ворот винокурни вытягиваются по стойке «смирно». Я вхожу. В канцелярии сидят унтер-офицеры и фельдфебель, староста лагеря. На короткое время все стоят навытяжку. Я подаю каждому руку. Коробка с сигаретами переходит от одного к другому.
- Я уполномочен комендантом лагеря, чтобы быть посредником между вами и здешним начальством. Я понял так, что обе части не особенно хорошо находят общий язык, не так ли?
- К сожалению, нет, мы никак не можем правильно договориться, – говорит фельдфебель.
- Ну, это уж мы устроим.
Передо мной, на чисто отдраенном щеткой столе, лежат донесения старосты лагеря. Они все ужасающе одинаковы.
Болезни. Шесть пленных больны. Они только простужены, это еще не так плохо.
Дверь открывается. Я смотрю на лагерь для пленных.
Плохо одетые мужчины сидят на нарах. В середине проход, у потолка керосиновая лампа. Пол чист. Сотни глаз глядят на меня, изможденные, серые лица. Голод, лишения, безделье, отчаяние написаны на них.
Сибирская зима близка, что она им принесет?... Братские могилы?... Медленную смерть?... Чего хочет этот человек от нас? Даст он нам что-то? Или заберет у нас последнее?
- Пожалуйста, сразу пустите по людям список, – обращаюсь я к фельдфебелю. – Пусть каждый точно внесет в этот список, что он изучал, какая-либо профессия, ремесло или что-то другое, что он умеет. Я хочу попытаться добиться для вас как можно больше работы.
Мы снова в канцелярии. Вместе мы подробно обсуждаем все установленные проблемы, которые записываются. Все очень стараются дать практические, исполнимые предложения. Лист заполняется все больше и больше. Три слова огненными буквами стоят у меня перед глазами: еда, чистота, дисциплина.
Вечером Фаиме и я были гостями у Екатерины Петровны. Стол почти ломался от изобилия блюд. Я сидел напротив хозяйки дома, генерал увивался вокруг Фаиме в своем очаровательном образе, как будто он снова стал молод, как когда-то. Иван Иванович ел и пил, лицо его было довольно, и он постепенно начинал потеть, знак того, что он теперь достаточно поел и, естественно, также соответственно и напился.
- Иван, недавно ты говорил мне, что у тебя есть более четырех тысяч немного поврежденных молью валенок. Что с ними? – спросил я его, пока все остальные сидели теперь за чайным столиком.