Я выхожу на улицу. Тихий, ясный вечер, какой бывает только на севере при яростном морозе от 40 градусов и выше. Небо усеяно звездами, на далеком горизонте стоит очень тонкий лунный серп, над опушкой леса сияют Венера и красновато-желтый Марс. Медленно они продолжают свой путь на небе.
Это Сочельник.
Я пробираюсь в старую церковь как вор. За толстыми, пестрыми стеклами я вижу мерцание свеч. Я подхожу к засыпанному снегом входу, снимаю с головы толстую меховую шапку и останавливаюсь благоговейно. Внезапно хрустит снег, темная торопливая фигура шмыгает мимо меня и медленно открывает высокую, тяжелую дверь.
Сияющий блеск бесчисленных огней и лампад, которые горят перед блестящими образами, овитый ароматом ладана и долгого мелодичного пения священников и хоров на тягучем церковнославянском языке, вытекают ко мне наружу в прислушивающуюся ночь. Я вижу стоящих на коленях, молящихся людей, над ними струится освященный свет их больших и маленьких жертвенных свечей. Свет, пение застывают в неподвижном воздухе, дверь закрылась... ночь окружает меня... Я делаю знак креста на груди.
И снова кто-то проносится мимо меня, снова тяжелая дверь медленно открывается к свету, лучам и светильникам, и я чувствую себя как нищенствующий, мерзнущий ребенок, который стоит перед многообещающим домом неприступного богача. Я не могу войти в церковь.
Я иду к моим пленным товарищам в «родной угол» и стучу в дверь. Я стучу действительно сильно и слышу, наконец, энергичный голос:
- Заходить нельзя, только позже, готовимся к Рождеству!
- Это Крёгер! – отвечаю я, и уже дверь открыта.
- Просим прощения, господин Крёгер, мы как раз готовимся устроить рождественские сюрпризы для товарищей, – говорит венец и сам сияет как рождественский праздник.
Ель больших размеров, украшенная искусственным снегом и множеством свечей, стоит посреди зала. Вокруг нее поставлены столы, покрытые белой бумагой и украшенные еловыми ветками. Также на стенах укреплены еловые ветви. Всюду мужчины занимаются делом. Я смотрю на них, оставаясь ими незамеченным. Они никак не могут расставить свои скромные подарки друг другу достаточно быстро и красиво. Постоянно новые и новые грузы они приносят из кухни.
Приходит староста лагеря. Мне бросается в глаза, что его волосы и усы сегодня особенно тщательно напомажены и подровнены, и обычно никогда не отсутствующей записной книжки в мундире сегодня нет.
- Ну, все в порядке? – спрашиваю его.
- Так точно! – отвечает он. Сегодня он точно так же счастлив, как его товарищи.
- Я удивлен, – продолжает он, – щедростью населения. Вы не поверите, сколько всего подарили нам люди. Тут лежат целые горы подарков, которые мы еще должны распределить. Но больше всего подарков получили венгры, эти чернявые черти, и, прежде всего, Дайош, естественно, все от женщин. Последние слова звучат несколько неуверенно и смущенно. – Как вы думаете, – и внезапно он берет меня за рукав, – это наше последнее Рождество на чужбине?... Все же, газеты пишут... мирные переговоры... или...?