Все глаза направлены на меня. После месяцев и лет нашего совместного существования я читаю в них недоверие.
- Пленные, естественно, должны вести себя пассивно, добавляю я, – но если опасность очень велика...
- В целом в нашем распоряжении из числа полицейских, конных и пеших, а также обученных солдат, это в большинстве случаев сибирские стрелки, 46 человек. На каждого, таким образом, приходится примерно десять арестантов. Но может случиться так, что преступники добудут себе оружие, тогда наши силы будут слишком неравны. Всех, кто окажет сопротивление, зверски убьют после возможной их победы. Мы же все это понимаем, – говорит Иван Иванович спокойным голосом.
- У меня нет возражений против того, чтобы вооружить также нескольких военнопленных, унтер-офицеров и уже давно работающих в городе солдат, – говорит генерал.
- Я против, – кричит есаул, – какое дело пленным до наших дел и наших беспорядков?
- Никакое, совсем никакое, есаул, – отвечает его превосходительство, – но нам следует непременно обеспечить себе абсолютную уверенность в нашей победе. В этом случае мы боремся не за победу как солдаты, а за безопасность наших семей. Я полностью согласен с предложением господина Крёгера и требую вооружить нескольких военнопленных, которых должны выбрать я, господин полицейский капитан, господин Крёгер и лагерный староста. Мы можем сразу проголосовать за это.
- Кто против? – спрашивает полицейский капитан.
- Я думаю, что никто, – говорит после короткой паузы есаул, – я вижу, что его превосходительство, несомненно, прав.
Ночью оружейный склад был открыт, винтовки и патроны проверены, станковый пулемет произвел несколько выстрелов вне города, мужчины приходили и уходили, всех их вооружали и обеспечивали достаточным количеством патронов.
Утром состоялись долгие переговоры происходили между представителями Никитино и комиссарами правительства Керенского.
В полдень Иван Иванович пришел ко мне. Он был спокоен и даже расслаблен; но его жена была лихорадочно возбуждена от волнения. После обеда мы пошли в лагерь военнопленных. Фаиме и ребенок остались там, также Екатерина Петровна и многие женщины с детьми оставались под вооруженным надзором моих товарищей. Настроение всюду было очень напряженным; освобождение преступников предстояло в самое ближайшее время.
К вечеру каторжан освободили.
Парами или по одиночке они подходят к наковальне, кузнечный молот поднимается и опускается, цепи падают. Молча и нерешительно амнистированные стоят в стороне на тюремном дворе, некоторые из них идут, они безучастны и апатичны, не знают, что им делать. Другие стоят мрачно и угрожающе. Они не верят своей свободе.