Лес высох от продолжавшейся сутками солнечной жары. Огонь силен и жесток, но воля человека удерживает его. Каждая искорка, каждый крохотный красный маленький язычок огня засыпается песком, потому что всюду следят за огнем видящие глаза, только руки и кулаки, которые не знают усталости.
Внезапно, подобно волне, все поднимают головы.
Люди застывают.
За ними, откуда они пришли... горит!
Теперь огонь пожирает лес с двух сторон.
Как сатана, окруженный мерцающим пламенем, стоит там каторжник. Не слышен его смех, видно только искаженное наслаждением лицо, широко раскрытый рот, дико-всколоченную бороду, в форме когтей широко расставленные руки.
Сатана зажег огонь за нашей спиной. Он спрятался под кустом, так как никто его не видел. Когда мы углубились в работу и видели только огонь и опасность перед нами, он зажег лес позади нас.
Винтовка вскинута, неслышный в шуме пожара выстрел, залитое кровью лицо арестанта, тупой взгляд, шатание, спотыкание, падение.
Масса, которая согнана теперь на тесную просеку, похожа на стадо. Женщины и мужчины падают, пронзительно кричат, видят со всех сторон только лишь смерть, и их топчут бегущие, спотыкающиеся, кричащие. Они потеряли разум, они лишь охвачены паническим ужасом, который доводит их до безумия.
Уже огоньки пламени извиваются над просекой. Их больше никто не тушит, не останавливает.
Медведица с двумя годовалыми медвежатами, лось, несколько лосих недалеко от нас с безумными глазами пытаются прорваться через густую тайгу. Зайцы подскакивают мимо, я вижу птиц, пролетающих сквозь дым.
Я вижу группу примерно из ста пятидесяти немецких и австрийских военнопленных, также и с другой стороны я вижу товарищей, в том числе Ивана Ивановича, черного от сажи и дыма, которые через чащу подходят к нам. Спокойные нервы и небольшое присутствие духа позволяют нам определить обходной путь.
Толпа хлынула по неровной лесной дороге. Движемся к реке. Там, видя воду, их безумное возбуждение успокаивается, но полицейский капитан уже выкрикивает свои приказы в середине толпы. Паром раз за разом перевозит людей, другие, среди которых я вижу много военнопленных, бросаются в избы и выносят оттуда в руках немногочисленные пожитки населения.
Огонь не знает границ, и его мощь настолько сильна, что скоро не только посевы, а уже первые избы и их крыши начинают дымиться. По улицам бегут куры, лошади, овцы, быки, они топчут людей и все вместе скапливаются у реки, на большом, свободном месте.
Там нечему гореть.
Паром едва ли может принять убегающих людей. Он частично уже под водой. Объединенными усилиями мужчины тянут паром за стальной трос. Не успела большая часть людей выйти на другом берегу, паром снова тянут назад. Люди падают на мелководье, останавливаются и ошарашено оглядываются на море огня.