Я выбираю себе самый большой костюм, ботинки, носки, рубашки, предметы туалета и все предметы ежедневного потребления, в которых больше всего нуждается житель Центральной Европы. Я выбираю один большой сундук и два маленьких, потом железную кровать, матрас, наволочки, подушки, простыни и одеяла. Затем следуют продукты. Это целая гора вещей. Излучая радость, я несу все в свою квартиру, расстилаю кровать, ставлю большой сундук, накрываю его скатертью, два маленьких сундука получают подушки. Кровать, стол и стулья в наличии уже имеются. Я неизмеримо счастлив! У меня даже есть часы!
В печи я сжигаю свою арестантскую одежду. Вши и клопы носятся в паническом ужасе, до тех пор, пока они, охваченные огнем, не раздуваются до зловещей толщины, а потом лопаются.
Баня натоплена. Я лью воду, снова и снова лью воду на красное как рак тело, кровь носится по моим артериям, все жизненные силы просыпаются. Я облегченно вздыхаю.
Не прошло и несколько часов, как я уже являюсь искупанным, выбритым, подстриженным «ступеньками» собственником квартиры и кровати. Пожалуй, костюм мне слишком мал и может треснуть, особенно в плечах, штанины похожи на полуспущенное знамя, но... Важность!
У моего хозяина меня ожидает княжеский обед: икра, лосось, маринованные белые грибы, пироги с мясным паштетом, крепкий сытный суп, самогон, душистый цыпленок, вино, кофе, сигареты. Я ем, не произнося почти ни слова. Когда я встаю, я едва ли могу дышать, могу лишь улыбаться от полного удовлетворения. Медленно, шаг за шагом, я поднимаюсь в мою квартиру, обхожу мои шесть комнат, бросаюсь на кровать и сплю как герой после славной победы над сотней чудовищ.
Когда я просыпаюсь, уже поздно. Я снова спускаюсь. Жена моего хозяина расплывается от любезности, и мой хозяин забывает о лавке, постоянном чаепитии и курении сигарет. Он закрыл свой магазин, и я отчетливо замечаю, для него есть теперь только один, и этот один – я. В его глазах я кажусь великим князем.
- Я хотел бы в первую очередь порекомендовать барину, чтобы он по-дружески общался с господином капитаном полиции и особенно с проклятым Игнатьевым. Он поносит писаря самыми сочными бранными словами. – С Игнатьевым особенно трудно, он недоверчив, хитер и подл, но, вероятно, я смогу помочь вам. Не выкупит ли барин у меня, вероятно, его долги?
Уже тем же самым вечером я шел к полицейскому капитану.
Часовой у входной двери не узнает меня. Я звоню. Но звонок оторван, и я стучу. Опустившаяся, непричесанная служанка открывает мне дверь, приветливо усмехаясь. Не говоря мне ни слова, она уходит и оставляет меня. Я следую за ней. Похоже, что здесь это является само собой разумеющимся.