Наступает рассвет. Игнатьев с трудом встает, бросает давно угасшую сигарету на пол, давит ее ногой, шатается над столом, где стоят пустые бутылки, выбирает себе еще наполовину пустую, по собственной инициативе наливает водку в чайный стакан, опустошает его одним глотком, и строит из себя важную персону. С глупым видом он пристально смотрит вокруг, тупо уставившись на всех нас, шатаясь, бредет через комнату, добирается до ломберного стола и берет листок, на котором я отметил его долг после проигрыша.
Там стоит большая сумма – 196 рублей! Мужчина испуган.
- Подпишите!
Он отказывается, его лицо синее от ярости и алкоголя.
- Вы должны!
Неохотно он хватает карандаш, его рука падает на бумагу, остается лежать на секунды, потом неразборчиво выводит на ней подпись.
Вдруг он проводит рукой над игровым столом, карты летят на пол, стаканы, бутылка, деньги. Не прощаясь, Игнатьев покидает дом.
Глаза Ивана Ивановича уже давно хмурые, шаг неуверенный. Он падает на диван, пытается еще раз открыть глаза... он уже храпит.
Екатерина Петровна не ушла спать. У нее уже давно больше не было сил, чтобы угощать гостей. Бледность исказила ее лицо, она похожа на мертвеца. Но из ее темного уголка дивана она наблюдала за всем. Теперь она встает и медленно подходит ко мне.
- Я благодарю вас от всего сердца, доктор! Вы опаснее, чем я думала.
- Когда речь идет о моей жизни, я обычно не шучу.
- Когда я должна выполнить свое обещание?
- Скоро..., вероятно, уже завтра.
Женщина краснеет.
За окном наступает день...
Целый день полиция отдыхала. Капитан и Игнатьев прекратили мешать друг другу. Оба знали, что теперь должно что-то произойти, что-то решающее. Однако они оба больше не решались атаковать друг друга, они лишь с нетерпением ожидали в засаде.
Я был уже через несколько дней разочарован своей квартирой. Паразиты всякого рода мучили меня, особенно клопы. В кухне к моему ужасу сотни тараканов ползали по остаткам еды. Все помещение было наполнено ползанием и шумом этих темно-коричневых насекомых величиной от 2 до 3 сантиметров. В квартире этой годами никто не жил. (Клопы могут пять лет существовать без питания). У чудовищ после такого долгого периода ожидания был дикий голод. Ночью я не мог сомкнуть глаз. Как бы много клопов я не поймал, снова и снова новые и новые армии подкрадывались на мою кровать, голодные, прозрачные как лист пергамента и наглые. Только теперь я понял правильность выражения: «нахальный, как клоп!» Я бессильно бушевал в пустых комнатах, утро еще не начиналось, когда я от отчаяния бродил по улицам, потому что дома я просто больше не мог это выдержать. Я в ярости обратился к моему домовладельцу, а он... он утверждал с наглым душевным спокойствием и злой улыбкой... что клопы его не кусали!