Весь следующий день шел дождь, так что утром Роб работал в своей мастерской, а Линдси сидела у себя за компьютером, а потом они поехали в Калиспелл, чтобы купить ей походные ботинки и удобный дождевик. Ее яркий плащик был слишком нарядным для обычных дождливых дней в Лосином Ручье, и у него даже не было капюшона.
Порой эти нелепые мелочи Линдси безумно его раздражали, но по большей мере он ничего против них не имел. Потому что ему нравилось иметь подружку.
Больше, чем просто подружку.
Женщину, которая каждую ночь спала в его постели. Женщину, которой он доверил… черт… да уже практически все. Он открыл ей все свои тайны и ничего плохого не случилось.
Ему пришлось признаться себе в том, что… жизнь стала гораздо лучше. Намного лучше, чем когда-либо прежде. Когда присутствие Линдси только начало становиться для него важным, его это тревожило: он боялся изменений, потому что не привык к тому, чтобы у него что-то складывалось хорошо. Но теперь он, наконец, постепенно привыкал к этому, начинал успокаиваться.
Он даже поймал себя на том, что ему хочется предложить ей переехать к нему. Казалось глупым тратить деньги на номер, в котором она проводит днем всего несколько часов, пока он сам работает. У него полно места, ему приятнее, когда она рядом… Черт, даже его пес радуется, когда она приходит, и явно тоскует, когда она уходит. А Кинг чертовски хорошо разбирается в людях.
День близился к концу, дождь все шел — и они оказались в постели. В первые несколько раз их секс потрясал его потому, что он вообще больше не надеялся так прикасаться к женщине. А теперь он стал потрясающим потому, что Роб от нее без ума.
Сегодня все началось с того, что Линдси стояла у плиты в джинсах и облегающей футболочке и пыталась приготовить на ленч жареные овощи «стир-фрай», обещая, что они ему понравятся. Дождь и сумрак словно просачивались в окна, окутывая дом также, как это делала ночь. Он начал на нее смотреть и ее хотеть, а потом подошел к ней сзади, прижав к себе и дав ощутить попкой его налившуюся желанием плоть.
Они съели овощи, которые ему не понравились, но он не обратил на это особого внимания, потому что главное, что его занимало, — это его эрекция и то, что ее соски чётко вырисовывались сквозь лифчик, а ему хотелось, чтобы это они оказались у него на языке, а вовсе не то, что он в тот момент ел. Когда ленч закончился, он просто спросил:
— Хочешь пойти наверх?
Она прикусила край губы и предложила:
— Давай наперегонки!
А потом было лихорадочное, жадное совокупление — с ним всегда такое бывало, когда ему, приходилось дожидаться. Он врывался в ее жаркую плоть стремительно и сильно, заставляя ее вскрикивать при каждом движении, — а потом взорвался внутри ее… и теперь они лежали под одеялом и смотрели, как дождь лупит по стеклу, потому что, торопясь сбросить с себя одежду, они не нашли времени, чтобы открыть окно. Снизу долетала музыка: «Индиго Герлз» пели «Близко к хорошему», и слова песни совпадали с тем, как он относился к своей жизни в эти последние дни.