Я думал, что уже привык к обращаемым на меня взглядам, но теперь стал замечать, что люди, с которыми сталкиваюсь на улице или еще где-нибудь, смотрят на меня все более враждебно. Каждое из этих лиц, казалось, несло на себе ту же печать отвращения и презрения, которые я увидел у Анны в той жестокой ситуации. Я понимал, что чувство это порождено игрой моего собственного воображения и что я невольно искажаю отношение к себе со стороны других людей. И вот однажды я впервые испытал воздействие этого непреодолимого импульса… и уступил ему.
Это случилось примерно полтора года назад. Я совершал свою обычную прогулку поздно вечером — привычка, которая позволяла мне подышать свежим воздухом и немного размяться, неособенно заботясь о присутствии других людей. Время было позднее, улицы опустели, и тишину нарушал лишь стук моей трости о мостовую. Где-то вдали лаяла на луну собака и стонал в ночи гудок поезда.
Я бесцельно бродил по улицам и наконец очутился на большом открытом пространстве; это был смутно знакомый мне участок общинной земли. Я шел по утоптанной тропинке, которая вилась между угрожающе изогнувшимися в темноте кустами, пока не заметил примерно в полумиле перед собой тусклый свет фонарей, освещавших дорогу, по которой я намеревался вернуться домой.
Оглядывая простиравшееся передо мной пространство, я приметил смутные очертания фигуры человека, который приближался подпрыгивающей походкой. По мере нашего сближения я смог разглядеть мужчину, который шел очень быстро, опустив голову и засунув руки глубоко в карманы пальто. Когда между нами оставалось лишь несколько ярдов, я увидел, что это молодой и энергичный человек, быстрая походка которого явно свидетельствовала о желании как можно скорее добраться до дому. Мне подумалось, что это, вероятно, какой-нибудь юный Ромео, который только что нежно простился со своей возлюбленной и, пожелав ей доброй ночи, возвращается домой, полный розовых мечтаний. Разумеется, то были лишь мои домыслы, но даже они заставили меня ощутить острый укол зависти.
Проходя мимо по дорожке, молодой человек сильно толкнул меня. В свою очередь я пробормотал какие-то извинения, которые остались без внимания. Юный Ромео проскочил, то ли не замечая меня, то ли, что скорее всего, попросту игнорируя. Гнев и возмущение вскипели во мне. Меня, и так обездоленного в этой жизни, толкнул и даже не извинился какой-то молодой хулиган, наверняка обладавший тем, чего я так долго желал.
Несколько мгновений я стоял, сотрясаемый яростью, затем повернулся и бросился за ним. Молодой человек, должно быть, услышал мои шаги, потому что успел повернуться вполоборота, когда я своей тяжелой тростью с медным набалдашником нанес ему сокрушительный удар по голове. Мое орудие встретило лишь очень слабое сопротивление; звук удара был подобен мягкому хрусту скорлупы сырого яйца, упавшего на каменный пол кухни.