Свою мать я помню плохо. Пожалуй, она все время находилась как бы в тени отца. Зато он был крупный мужчина, с прямой спиной, широкими плечами и очень строгий. Это был религиозный и высоконравственный человек, и именно его я должен благодарить за то, что всегда вел правильный образ жизни, избегая всевозможных пороков. Он частенько читал мне наставления: голос у него был глубокий, один палец всегда нацелен мне в грудь, а слова несли весь опыт прожитых лет и, что более важно, учили меня, чего следует избегать. Я испытывал благоговейный страх перед ним, перед его знаниями, добродетелью и силой и всегда старался жить так, чтобы он мог мной гордиться. И кажется, что в целом я оправдал его надежды, если, конечно, не считать моего недуга. Едва ли можно представить себе, чтобы отец нес в своей крови зерна такой болезни, чтобы этот добрый и строгий человек передал ее, сам того не зная, своему сыну. Это лишний раз доказывает, что никакой моей вины здесь нет, раз даже такой прекрасный человек, как мой отец, не знал, что мог стать жертвой заболевания подобно тому, как стал ею я сам.
Я помню лишь один случай, когда отец был несправедлив ко мне и вообще повел себя крайне безрассудно. Это был тот самый единственный случай, когда он очень рассердился на меня. Я тогда убил соседскую собаку, но так и не понял, почему отец посчитал, будто мне нельзя было этого делать.
Собака принадлежала моему врагу — мальчику, который постоянно обижал меня. Имени его я сейчас уже не помню. Это было ничтожное создание, едва ли достойное того, чтобы о нем сейчас говорить. Но собаку его я хорошо запомнил. Это была крупная и злобная тварь, дворняга с большой примесью восточноевропейской овчарки. Она всегда была с ним, когда он приставал ко мне, а его колкие насмешки в мой адрес неизменно сопровождала рычанием, одновременно наблюдая своими желтыми глазами за тем, как он без конца мучил меня. Язык ее свисал из пасти, а морда подергивалась, словно она сама испытывала удовольствие, глядя на мои страдания. Одно время я почти не обращал внимания на его собаку, попросту игнорировал ее, как, впрочем, и ее хозяина, хотя если выбирать из них двоих, я, пожалуй, больше ненавидел все же пса. Теперь-то я знаю, как ошибочно утверждение, что собака якобы лучший друг человека. Скорее всего это глупое заявление сделали излишне сентиментальные и невежественные люди, которые сами стали жертвами обмана со стороны этих тварей. Эта же собака представляла собой особенно отвратительное отродье с омерзительной крапчатой шкурой и желтыми зубами. На меня она, правда, никогда не набрасывалась, но я твердо знал, что ей бы этого очень хотелось.