Я вздохнула; он снова поднялся и опустился вместе с моей грудью. Движением пловца он погладил обе мои груди, потом приложил ухо к коже:
— Люблю слушать, как бьется твое сердце.
— Не знаю, что это за разновидность фетишизма, но ты ею страдаешь.
Он поднял голову, укоризненно глядя на меня.
— Только по отношению к тебе.
Я недоверчиво на него глянула.
— Мне поклясться?
— Нет, — сказала я. — И да, можешь применить гламор, но держи себя в рамках.
Он широко улыбнулся. Не должен от такого маленького человечка исходить такой жар — он должен бы восприниматься как кот, свернувшийся на груди калачиком: симпатичный и бесполый. Но кот не умеет смотреть таким взглядом.
И тут он сбросил щиты. Примерно так же, как я сбрасывала в лаборатории, но мои щиты не давали мне везде и всюду видеть магию, а щиты Ройяла не давали ему оглушать своей магией всех вокруг.
Только что я удивлялась, отчего я так нервничаю в присутствии мужчины размером с детскую куклу, и вот он уже соскользнул ниже, стянул с меня халат, обнажая грудь. Я никогда не подпускала его к интимным местам, но сегодня забыла четко оговорить условия. Теперь я смутно осознавала, что у меня была причина не подпускать к своим соскам этот крошечный розовый ротик-бутон, но пока я пыталась поймать за хвост ускользающую мысль, он обхватил сосок губами и я напрочь забыла, почему ему нельзя было это делать. А точнее, мне это стало совершенно не важно.
Раньше феи-крошки пили кровь только из моего пальца, и даже такой целомудренный поцелуй приносил ощущение, будто целуют в совсем других местах. Сейчас он добрался до настоящей интимной точки, и оттуда словно протянулась нить к местам еще более сокровенным, и больше того — я словно чувствовала, как его плоть прикасается ко мне в тех самых сокровенных местах. Ройял умел с помощью гламора создать иллюзию, будто он нормального роста. Я чувствовала его тяжесть на постели рядом с собой, исходящее от него тепло.
Мне пришлось потрогать нежную поверхность его крыльев, напоминая себе, что он все такой же маленький. Крылья затрепетали у меня под рукой и внезапно тоже оказались большими, поднялись у него за спиной парусами лодки — но эти паруса ласкали меня бархатными чешуйками и нежно трепетали по моей коже.
Он прикусил сосок, заставив меня вскрикнуть, и мир вдруг наполнился запахом роз. Летняя жара и аромат шиповника разлились вокруг — пришлось открыть глаза и убедиться, что мы по-прежнему в спальне с ее светлым шелком и атласом. На постель из ниоткуда посыпались розовые лепестки.
Он обнял руками мою грудь, приподнял, чтобы удобнее впиться в сосок, и руки казались больше, чем есть, нажатие губ крепче и тверже, боль натянулась резкой линией — но не слишком сильная боль, как раз настолько, чтобы я еще раз вскрикнула к его удовольствию. Когда его тело накрыло мое, а глаза посмотрели в глаза, я думала — это гламор. Он вполне был способен создать такую иллюзию.