В библиотеке на викторианской софе с желтой обивкой, в коричнево-бежевом платье, сидела, наклонив золотистую головку вперед и внимательно слушая, Мэдж Мэйнард. Позади рояля в одном из углов сидела Камилла и слушала гораздо менее внимательно. Боб Крэндалл стоял по другую сторону рояля, декламируя. Он был весь в стихах и полете, слоги перекатывались и взмывали ввысь.
В философию вдавались:
Где Адам ребро оставил?
Что насчет войны в Европе?
И "Геральд" ли "Триб" обставил?
{"Геральд" и "Триб" ("Трибюн") - распространенные названия американских газет}
Мир теперь гораздо лучше, Все же должен вам сказать, Что тоскую по пирушке, Когда номер сдан в печать.
Здесь он прервался, заткнул большие пальцы за ремень и принял напыщенный вид.
- Да,- сообщил он Камилле,- это довольно простенькая вещица, говорите вы. И все же она всегда мне нравилась. Она нравилась бы мне еще больше, если бы будущий поэт не употребил словечко "обставил". Никакой газетчик в жизни не скажет "обставили", так же как он никогда не скажет "первая страница", он скажет "первая полоса". Мы сказали бы "обошли", если вообще что-то сказали бы. Вот уже сорок лет или около того я помню об этом. Со всеми чертовыми большими синдикатами, сожравшими каждую чертову газету в городке, какие у вас могут остаться шансы?
Мэдж подняла голову:
- Мистер Крэндалл, должны ли вы быть таким серьезным?
- Да, молодая женщина, когда я испытываю такие сильные чувства. У меня простая, примитивная натура. Я не могу не взвыть, получив пинок, и не чертыхаться, когда я зол. А в эти дни вполне достаточно всего, что может привести нас в бешенство.
Алан спустился по четырем ступенькам в библиотеку. Над камином в этой впечатляющей комнате висел портрет в полный рост, написанный маслом, на которым была изображена грациозная, светловолосая, голубоглазая женщина в вечернем платье по моде тридцатых годов. Алан едва взглянул на него. Он смотрел на Камиллу, которая привстала со скамейки за роялем, а потом снова села. Ее сходство с ангелом Боттичелли, розовым и белым, не могло скрыть даже выражение ее лица, еще более надменное, чем у Боба Крэндалла.
- Упомянул ли я словечко "большой"?- потребовал мистер Крэндалл.- Это все, что мы сегодня слышим. Большие синдикаты! Большое правительство! Большие налоги! Большой брат!- Он взвизгнул: - С этим чертовым правительством и его чертовым индустриальным курсом человек...
- Вы имеете в виду "чертов человек", не так ли?- нежно осведомилась Камилла.
- Что-то подсказывает мне,- сбавил звук мистер Крэндалл,- что у нас тут присутствует сладенькая болтушка со страстью к ехидным шуточкам. Хорошо. Скажем "чертов человек", он будет достоин этого прилагательного, когда наши левые покончат с ним. Раньше или позже ему потребуется разрешение от какого-нибудь бюрократа, чтобы сменить работу или спать с собственной женой.