– Пожалуй, это даже кстати, – кивнул Василий Васильевич. – Не будет вопросов – к кому пришел милиционер да зачем.
– Вот именно.
Через десять минут по коридору хирургического отделения прошествовал новый доктор. Никто не обратил на него никакого внимания. А еще через минуту в третью палату вошла процедурная медсестра и гаркнула:
– Шевченко! В процедурный!
– Уже кололи сегодня! – заворчал Шевченко. – Да вы просто садисты.
– Без разговоров у меня! – одернула его сестра. – На консультацию.
Шевченко с трудом поднялся на ноги и, как был в синей больничной пижаме, медленно поковылял по коридору в процедурный кабинет.
Незнакомый врач не понравился ему с первого взгляда – было в нем что-то сугубо неврачебное. Первые же слова заведующего отделением подтвердили его самые худшие подозрения.
– Вот капитан милиции Сивыч хотел бы с вами поговорить. Сидеть вам трудно, так что прилягте на кушетку, – сказал он и вышел из процедурной.
Шевченко остался один на один с милиционером.
– И тут нашли, – проворчал он. – Вы и из-под земли вытащите, если вам понадобится. Ну чего там у вас, спрашивайте.
– Александр Юрьевич, – начал Сивыч, – что вы знаете о Гамлете Карапетяне?
Шевченко растянулся на жестком топчане и закрыл глаза. Василий Васильевич терпеливо ждал.
– Ну, в общем, дело было так. Мы с Витькой – Станиславским – обезденежели совсем. Витька предлагал с шапкой в переходе сесть, да, знаете, по первости как-то трудно… Думаешь, вдруг знакомый кто пройдет, да и вообще… А выпить охота. В общем, стоим мы у Курского вокзала, холодные, голодные. А тут этот подваливает: «Привет, мужики». Сказать по правде, не больно-то он мне понравился, но угостил – что тут скажешь. Денег, правда, не дал. И говорит: «Дело есть». Мы спрашиваем: «Какое такое дело?» Если уголовщина какая – не-е, это не для нас.
Он, Гамик то есть, повел нас к ларьку, пива взял, сосисок и объяснил, что к чему. В общем, должны мы с Витькой поселиться в квартире и мешать соседями – кричать, шуметь в общем. А он нам обеспечивает и выпивку, и закусон.
– И вы согласились? – спросил Сивыч.
Шевченко почувствовал в его словах неодобрение и стал оправдываться:
– Так Гамик все это эдак расписал – мол, такие склочные люди, он им чуть ли не дворцы предлагает, а они все воротят нос. Так что надо им показать, что коммунальная квартира – это тебе не фунт изюму. Чтобы стали посговорчивее. Ну мы подумали-подумали и согласились. Деваться-то все равно некуда.
На самом деле думали они тогда не более минуты, но об этом Шевченко не стал распространяться.
Но вышло так, что роль квартирных дебоширов и хулиганов оказалась им не по плечу. Стыдно бывало по утрам, да так, что бежишь по коридору в туалет и не знаешь, куда и глаза спрятать. Да и Гамик на поверку оказался вовсе не таким щедрым, как они рассчитывали сначала. Они думали, каждый день будет водка и пиво, колбаса, сосиски, а вышло – пара бутылок какой-нибудь гадости вроде напитка «Оригинальный» по тыще двести, а на закусь в лучшем случае колбасный сыр, а то и просто пачка китайской быстрорастворимой лапши. Но Гамику казалось, что и этого для друзей-дебоширов многовато. Он, что ни день, пилил их за то, что они не создают соседям невыносимую жизнь.