Когда Фок узнал о новой линии обороны, ему оставалось только поскрежетать зубами: разве не это он предлагал Стесселю? Но понимания тогда не встретил. Тот всячески настаивал на удержании цзиньчжоуских позиций, а на взгляд Фока, удерживать эту позицию можно было только большой кровью. Такую цену в преддверии осады платить было глупо. Вот на новых рубежах, вогнутых вовнутрь, что исключало обстрел с трех сторон, получался уже совсем иной расклад. Оставались фланги, которые при превосходстве японцев на море могли обстреливаться флотом противника, но Макаров сумел устранить эту опасность. Правда, сейчас флот опять не в лучшей форме, но если Степан Осипович сумел организовать поддержку в условиях запертого прохода, то сейчас, несмотря на тяжелую ситуацию, сумеет организовать это тем паче. Командир четвертой дивизии недолюбливал адмирала, но не признать очевидного не мог.
Все знавшие Фока уже не первый год поражались тем переменам, что произошли с генералом. Это что же, ранение так повлияло на закостенелого консерватора? Но все было проще. В Александре Викторовиче взыграло самолюбие, эта его ахиллесова пята. Именно из-за него он возненавидел Кондратенко, который, занимая такую же должность, что и он, пользовался большим уважением даже у старого сослуживца Фока Стесселя. Сменился командующий, но Роман Исидорович все же умудрился вновь оказаться выше его. Всем и всегда казалось, что Кондратенко не вмешивался в непрекращающиеся интриги и свару между моряками и армейцами, но на деле он оказался куда более изворотливым. Всячески стараясь угодить и вашим и нашим, он смог обойти на повороте всех, оставив с носом и бывшего своего благодетеля Стесселя, и своего начальника Смирнова, который по-прежнему оставался комендантом крепости, только был в подчинении у Макарова, пока Квантун находится в руках русских. Только в случае отступления войск непосредственно к крепости все полномочия по сухопутной обороне отходили к Смирнову, а Макарову оставался лишь флот. Такое вот решение было принято императором.
Была у Фока мысль устроить потерю позиций и как следствие – отступление к крепости. Таким образом он утирал нос и Макарову, отстраняя его от командования, и Кондратенко, ставя его на одну ступень с собой. Смирнов – не Стессель, он не станет перепоручать оборону кому-то другому, а сам все возьмет в свои руки. Но по здравом размышлении он пришел к выводу, что лично ему это не принесет никакой выгоды, разве только удовлетворение от приземления воспарившего соперника. Сомнительная выгода. Нужно мыслить иначе. Он о многом передумал, пока был прикован к постели. И пришел к выводу, что, встреть сейчас того хунхуза, влепившего ему пулю в плечо, он не только не убил бы его или отдал под суд, но даже пожал бы руку, потому что своим выстрелом тот не дал Фоку совершить ошибки. Вовремя. Ничего не скажешь, вовремя. Но насчет пожатия руки – это он, пожалуй, погорячился.