После горячки боя, когда уже начало приходить реальное понимание о том, что могли и погибнуть, и уже потихоньку начинало трясти, практически на всех напала апатия и сонливость — результат нескольких суток нервотрепки и напряжения, да и гибель Стеблова тоже внесла свою лепту. Из-за этого благодарность Николая I, наследника и генерала Дубельта воспринимались не так ярко, поэтому большая часть внимания досталась Маше, которую император, взяв за плечи и смотря ей в глаза, коротко сказал:
— Благодарю вас, сударыня, мне доложили, что вы уничтожили трех бунтовщиков. Ваш батюшка может гордиться вами…
Чтоб усилить это впечатление, когда император с непривычной для него эмоциональностью выражал свою благодарность и мне, и Николаевичу, и вахмистру, я, стараясь не терять времени, конечно, не совсем корректно его прервал, доложил, что есть информация о том, где скрывается организатор захвата.
— Откуда?
Это уже не сдержался Дубельт, на которого по-любому ложились обязанности по расследованию.
— Мы тут с вахмистром Любкиным устроили экспресс-допрос пленным, правда один не выжил, но кое-что выяснили.
Глаза императора хищно сверкнули под набрякшими от нервного потрясения и недосыпа веками.
— Говорите, подполковник.
— Я капитан.
Тут усмехнулся наследник, который один из всей этой компании сохранял выдержку и с интересом разглядывал наше пятнистое воинство. Тем более мы с ним намного чаще общались, и он довольно неплохо изучил мой склочный характер.
— Александр Павлович, государю императору виднее.
— Да я в общем-то не против…
Но расшаркиваться не было времени, поэтому снова вернулся к интересующей нас теме.
— Человек, который непосредственно занимался организацией нападения, сейчас предположительно находится в одном из борделей Санкт-Петербурга и ждет новостей. Информация об успешном штурме может уйти с минуты на минуту, поэтому нужно спешить. И нам нужен сопровождающий, который, скажем так, знаком с такого рода заведениями…
Потом снова была гонка, но правда уже в закрытой карете, которая, запряженная четверкой лошадей, уносила меня, Рыжкова и Любкина и приданного нам капитана Отдельного корпуса жандармов Вашкевича в Санкт-Петербург. Несмотря на бурные протесты, Маша осталась в Царском Селе в качестве личной телохранительницы цесаревны, состояние которой после освобождения резко ухудшилось, и как бы все не закончилось преждевременными родами. Теперь Маша, одетая в камуфляж, бронежилет, с карабином наперевес, находилась постоянно рядом, пугая и вызывая почтение своим видом, показывая таким образом, что теперь вопросы безопасности взяты на особый контроль.