— Рассказывая мне о Кимберли, ты сказал, что любовь — это приятное заблуждение, которое существует только в воображении, — напомнила ему Соренза. — Рано или поздно сомнения и недоверие все разрушат, разве не так?
Николасу захотелось взять ее за плечи и встряхнуть за то, что она так не вовремя и некстати привела его слова. Изменилась не только ситуация, изменился он сам.
— Я просто выразил точку зрения большинства мужчин, с которой когда-то был согласен, — сдержанно произнес он. — Но сейчас я думаю иначе. Я ведь имею на это право, или это только привилегия женщин? Я хочу быть с тобой, Соренза. Всегда.
— А если ты снова передумаешь, что тогда? — с напряжением в голосе спросила она и пристально посмотрела на него.
Саймон уверял, что она испортила ему жизнь, что она ничтожество, которое никому не нужно. Последние десять лет Соренза постоянно боролась с навязанными ей мыслями, которые заставляли ее жалеть и презирать себя.
— А что, если ты не создан для семьи и будешь винить меня в том, что я заманила тебя в ловушку? Что, если я окажусь никуда не годной женой?
— Он это говорил? — спросил ее Николас. — Он говорил тебе все эти ужасные вещи?
— Неважно, — покачала она головой. — Просто я больше такого не вынесу. Прости, но я с самого начала была откровенна с тобой.
— Да, это правда, — задумчиво произнес Николас. — Ну так что же нам теперь делать?
Соренза посмотрела ему в глаза. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой несчастной.
— Ничего.
— Я с тобой не согласен, — мягко возразил он.
Соренза не смогла скрыть своего удивления. Она ожидала, что после ее слов он просто пошлет ее к черту.
— Я сказала то, что думаю.
— Это тебе кажется, что ты так думаешь. — Николас всеми силами старался побороть в себе страстное желание прижать ее к себе и поцеловать. — Я не верю, что это правда.
Он закрыл глаза и откинулся на спинку дивана, вытянув длинные ноги.
Крохотные пылинки танцевали в луче солнца, который падал на ковер большим теплым пятном, и Соренза какое-то время неотрывно следила за их беспорядочным движением. Затем нерешительно поднялась. К горлу подступил комок.
За последние месяцы она узнала о Николасе достаточно — от его коллег и из собственных наблюдений, — чтобы не сомневаться в том, что терпение не в его характере. Такое поведение, как сейчас, было для него не свойственно. По крайней мере, это противоречило тому, в чем раньше Соренза была уверена. Так как же она могла верить Николасу, если он столь непредсказуем?
— Кажется, кто-то говорил о кофе? — прервал тишину его низкий грудной голос.