- В рабство, что ли? – не понял Колобков.
- Да не, на одну ночь. Хотя та негра больше и не стоила...
Директор «Питерстроя» задумался. Если бы он разбрасывался имуществом, самим попавшим в руки, то никогда бы не сумел купить «Чайку». В России эта куча гвоздей стоила бы не так уж много, но все равно вполне прилично. А здесь, среди тропических островов, населенных первобытными племенами, подобные вещицы действительно представляли весьма значительную ценность.
- Уговорил, черт речистый! – хлопнул Угрюмченко по плечу Колобков.
- Ай-ё-ё-ё! – скривился механик. – Иваныч, мля, у меня ж рука сломана, ты что, мля, делаешь?!
- Так она же у тебя пониже сломана, - испугался Колобков.
- Дак все равно больно! Бутылка с тебя за это, Иваныч.
- Хи-и-итрый... – осклабился Петр Иванович. – Зинулик, выдели Петровичу за мой счет четверть коньячку.
- Вот кого точно надо за борт, - указал на птеродактиля Угрюмченко. Тот, догадавшись, что речь о нем, яростно защелкал клювом. – Я из-за этой птицы в гипсе хожу. Вот как я буду тут все раскладывать, если у меня рука сломана?
- Рука сломана? – неожиданно проснулся Каспар. Он взглянул с вершины металлической горы на механика, оглушительно чихнул, надышавшись ржавчины, и сонно переспросил: - Рука сломана? Птица сломала руку?
- Ага, - осторожно кивнул Угрюмченко.
- Ну, этому горю нетрудно помочь. Шшука’покр аутлесс иттен-хорр зоно... или соно?..
С коротеньких толстых пальцев Каспара сорвались тысячи крошечных искорок. Они в мгновение ока окутали Петровича, и гипс упал на пол. И одежда тоже.
А вместо механика из-под нее выбрался здоровенный взъерошенный беркут.
Глава 9
Сотворить жизнь? Ничего сложного.
Хэвиланд Таф
- Петрович, это ты? – осторожно спросил Колобков.
- Не уверен... – медленно ответил беркут.
Голос прозвучал глухо и в другой тональности – за отсутствием зубов и совершенно иным строением языка и неба Угрюмченко не мог говорить так же, как раньше. Но все буквы выговаривал совершенно отчетливо.
Птица, в которую он превратился, оказалась весьма крупным представителем орлов. Настоящий «царь птиц». Почти метр в длину, а размах крыльев добрых два с половиной. Длиннющие искривленные когти на лапах, мощный клюв, суровые желтые глаза. Перья по большей части коричневые, но на затылке и шее – белые. Видимо, так отразилась седина Угрюмченко.
- Ну как, рука больше не сломана? – добродушно улыбнулся Каспар.
- Нет... но теперь это вообще не рука! – угрожающе взмахнул крылом Угрюмченко.
Огромный беркут раздраженно прошелся взад-вперед, сопровождаемый загипнотизированными взглядами семьи Колобковых и Гены с Валерой. Когтистые пальцы шевелились очень неуклюже – человек, попавший в это тело, чувствовал себя крайне неловко. Он все время поворачивал голову влево-вправо, не в силах приспособиться к птичьему боковому зрению, когда отлично видно все, расположенное по бокам головы, и крайне скверно – то, что прямо спереди.