С этими словами маркиз достал из кармана большой, примерно в длину ладони квадратный футляр и, раскрыв, протянул женщине. Там на шелковой подкладке лежало невероятной красоты, и стоимости естественно, рубиновое колье с парой изящных серег к нему.
Вивьен мгновенно смилостивилась и одарила мужчину обворожительной улыбкой, а затем и страстным поцелуем. После того, как она стала для своей семьи отрезанным ломтем, деньги ей всегда были нужны. И драгоценностями от любовников она не брезговала тоже.
Увидев меня перед ужином, его светлость герцог Коненталь воскликнул:
— О Аннель! Ты чудо как хороша! Выглядишь как истинная леди!
Я, скромно опустив глаза в пол, присела в книксене и замерла. Герцог подошел ко мне и, взяв за руку, помог встать.
— Дорогая моя, я был уверен, что в одеждах, достойных истинных леди ты будешь невероятно хороша!
Его светлость сиял, как начищенная медная лампа.
— Я убежден, что после того, как Кларенс увидит тебя вновь, он изменит свое решение.
Сердце у меня екнуло, а в желудке образовался ледяной ком. С трудом, подбирая слова, мне удалось произнести:
— Ваша светлость, я благодарю вас, за столь лестную оценку. Однако все же меня снедают опасения…
Но он так и не дал выразить сомнения.
— Глупости, моя дорогая! Глупости! Все твои опасения — напрасны. Едва Кларенс увидит насколько мила его супруга, он и думать забудет, что пытался отправить тебя в далекое имение!
Герцог, подхватив меня под руку, повел в столовую.
— Теперь я убежден, что там, в парке Кларенс встретил свою судьбу!
Его светлость вел себя неестественно, я даже украдкой потерла глаза, чтобы скинуть наваждение, но на его лице был написан такой восторг, что я поняла — мне не кажется. В его голосе отчетливо слышались такая наигранность и чрезмерная бравада, что я поняла, герцог спит и видит, как бы подложить меня под Кларенса. Вот только зачем? Почему он так хочет, чтобы я и маркиз были вместе? И это не от того, что он воспылал по-родственному, как к невестке, любовью. Похоже, за его действиями скрывалось что-то еще.
Мы сели за стол, как и в прошлый раз, нас было трое: непрестанно говорящий мне комплементы герцог, я — объект его дифирамбов и его молчаливый сын, который лишь пару раз удостоил меня равнодушным, но чрезвычайно внимательным взглядом.
Когда подали третью перемену блюд — жаркое из гуся с картофельной запеканкой, его светлость, всплеснув руками еще жизнерадостней, хотя казалось, что дальше уже некуда — уж очень он отличался от того старика, что беседовал со мной вчера в кабинете — довольно возвестил: