- А я про что говорю? - стучит в грудь кулаком охмелевшее благородие. - Студенты и хотели. Их учат, чтобы книги читать, а они в книгу бомбу заделали!
- Ну-у? - не перестает удивляться артель. - И чего ж она?
- Кто она?
- Бомба-то. Разорвалась ай нет?
- Упредили. Служба - она не дремлет. Аккурат возле самого дворца взяли злодеев.
- Ай, ай.
- Ваше благородие, - интересуется все тот же бойкий артельщик, - а говорят, будто среди этих, которые с бомбами ходили, ктой-то из наших, симбирских, был, из дворянских детей, а?
Господин Минин укалывает артельщика быстрым, почти мгновенным взглядом, потом опускает глаза и спрашивает безразлично, нехотя, вроде бы и без всякого интереса для себя,
- А кто говорит-то? Где?
- Да я уж и не помню где, - отвечает артельщик, не чувствуя в вопросах полицейского никакого подвоха. - То ли здесь, на пристанях, то ли на базаре...
- Из наших, из дворянских детей? - задумчиво повторяет околоточный и, очень выразительно пожав плечами, говорит решительно, безо всяких сомнений. - Вряд ли.
Потом их благородие господин Минин встает, поправляет портупею, форменную шапку.
- Ну, ребята, спаси Христос за хлеб, за соль вашу, за угощение, за компанию.
- Мы, ваше благородие, завсегда рады, мы от души.
Околоточный делает пальцем знак, чтобы артель придвинулась к нему ближе, и, когда головы, соединившись почти вплотную, сдвигаются к нему, говорит тихо:
- А ежели, ребята, тут в народе кто-нибудь чего-нибудь супротив бога или царя будет, так вы мигом ко мне, в часть. Я вас, ребята, и награжу, и защитю. Вы за мной как за стеной будете. Истинный Христос, говорю.
Артель смотрит на околоточного в упор, и некоторые примечают, что их благородие вроде бы и не такой хмельной, как показалось вначале, что глаз у него чистый, проворный. Ай, ай - дела-а...
- Ну, значит, а вообще-то до свиданьица, - выпрямляется околоточный, - еще раз спаси Христос за угощение.
И он торжественно, с достоинством выходит из амбара.
Артель немного сбита с толку последними словами их благородия.
Околоточный медленно, заложив руки в белых перчатках за спину и высоко подняв голову, поднимается в гору. Мимо него проезжают вниз порожние сани, идут вверх тяжело груженные возы, спускаются, желтея новыми лаптями, бородатые мужики в суконных колпаках, в подвязанных веревками армяках и поддевках. Их благородие отечески смотрит на мужиков - мужики скидывают колпаки, испуганно кланяются.
От Петра и Павла доносится дружный и громкий аккорд колоколов и нарастающая заключительная ектенья:
- ...и всему Российскому Императорскому Дому мно-о-гая лет-та-а!..