— И вы в этом уверены? — усмехнулся Дункан.
— Нет-нет, не во всем, — сказала Фиона. Повернувшись к нему, она посмотрела на него, прямо на его поврежденный глаз. — Но я надеюсь на это ради вас.
Этот незначительный намек на надежду погубил его. Дункан не мог устоять перед нею — она была единственным человеком, смотревшим на него без ужаса или отвращения. Ее надежда была такой вдохновляющей, тело таким женственным, мягким как масло и пахло розовой водой. Этого было слишком много для такого мужчины, как он. Он не мог вынести еще минуту рядом с ней и не дотронуться до нее.
Дункан взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Ее глаза сияли, и он почувствовал, как в нем пробуждается что-то человечное, приятное и желанное. Ее кожа, улыбка, глаза манили его, и Дункан осторожно, но решительно прикоснулся к ее губам, не думая о последствиях, ни о чем не заботясь. Он просто чувствовал женщину в своих объятиях.
Она ответила на его поцелуй.
Ее губы обожгли его, согревая кровь во внутреннем очаге его тела, который слишком долго оставался холодным. Он просунул язык между ее губами, Фиона прижималась к нему всем телом, с мучительной и приятной медлительностью.
Ощущение потрясающее для изголодавшегося по ласке мужчины. Дункан грубо схватил ее и сжал в объятиях, насколько это было возможно сделать одной рукой. За свою жизнь он целовал многих женщин, но никогда таким образом, с таким ужасным вожделением, и никогда не достигал грани безумия. Он повернул ее на спину. И опустился на нее, добрался до ее мягких полных грудей.
Опустив голову, Дункан зубами расстегнул пряжку накидки и прижался губами к теплой шее. Фиона блаженно вздохнула, и он ощутил губами, как сократились ее мышцы.
Это просто свело его с ума. Он просунул руку под ее накидку, одну за другой расстегнул пуговицы ее дорожного платья и коснулся гладкой как шелк кожи.
Волна непреодолимого желания нахлынула на него, и Дункан бессильно уткнулся в ямочку на ее шее там, где соскользнул шарф. Под одеждой он нащупал ее обнажившуюся грудь, и Фиона тихо ахнула и выгнулась под его рукой. Дункан чувствовал, как бьется его сердце. Его разбитое сердце!
— Фиона, — прошептал Дункан и провел губами по ее шее.
Она не останавливала его. Ее руки лежали у него на плечах, и пальцы царапали его спину. Она почти задыхалась. Затем Фиона начала делать те движения, которые может делать только женщина, — медленные и сладострастные. И Дункан наслаждался ее губами, языком, сдерживая свою страсть, кипевшую в каждой жилке, каждом мускуле и переполнявшую его чувствами, которых он не испытывал очень, очень давно. Он хотел ее до удушающего отчаяния, желал владеть ею, войти в ее горячее и влажное тело.