Третья волна действительно очень отличалась от всех последующих (я говорю о легальных эмигрантах, а не о тех, кто приехал в гости и «забыл вернуться»), Дело не в деталях, а в самом основном: мы уезжали от советской власти и для того, чтобы свободно осуществлять свои затеи. Мы уезжали, навсегда оставляя всех, кто был нам близок, друзей и родных. Мы знали, что никогда в жизни их больше не увидим. Есть много и других различий, но для меня эти — главные.
Так вот в те почти доисторические годы из России буквально хлынул поток творческой интеллигенции (добровольно или под нажимом властей): писатели, художники, журналисты, фотографы. Словом, все те, кому не удавалось в России пробиться сквозь препоны советской цензуры к читателю и зрителю, представители той самой «так называемой второй культурной действительности, которая через несколько лет превратится в единственную реальность» (все цитаты взяты из книг Довлатова). Когда открылись советские границы, когда в России стали печатать как своих бывших нонконформистов, так и эмигрантов, оказалось, что эта реальность русской культуры складывалась в равной степени как в России, так и на Западе. И что одним из самых ярких создателей русской культуры является эмигрантский писатель Сергей Довлатов.
«Что начинается после смерти? После смерти начинается история».
К сожалению, жизнь внесла свою поправку в этот афоризм Довлатова: после его смерти начался поток воспоминаний, где каждый торопился рассказать историю писателя на свой манер, причем не всегда — доброжелательно… Евгений Рубин, например, с возмущением обвиняет Довлатова в присвоении себе права называться создателем газеты. Действительно, газету «Новый американец» придумал и начал издавать Рубин, который вскоре из газеты ушел. Это исторический факт. Но именно Довлатов сделал газету фактом сначала иммигрантской, а затем и русской культуры. Именно поэтому он и имел право называть себя «создателем» газеты.
Но превращение газеты «Новый американец» из факта истории русской эмиграции в факт истории русской культуры можно считать длительным процессом. Те, кто приехал в Америку за последние годы, знают, что сегодня русскоязычные газеты размножаются простым делением. А в доисторические 70-е в Нью-Йорке выходила одна ежедневная газета «Новое русское слово», да и то в более скромном объеме, чем сейчас. «И тут появились мы, усатые разбойники…» — пишет Довлатов.
>Выездная сессия редакции «Нового Американца»
Я застала подготовительный период создания газеты, когда усатых и безусых «разбойников» было еще, кажется, четверо: Сергей Довлатов, Борис Меттер, Евгений Рубин, Алексей Орлов. Подготовительные маневры велись в крошечном помещении на Таймс-сквер, где Довлатов и предлагал мне принять участие в этом увлекательном плаванье. Официальное предложение затем мне сделал Меттер. Думаю, я лично со своей любовью к балету была Меттеру совсем неинтересна, но ему хотелось заручиться через мое участие в газете поддержкой Михаила Барышникова, с которым я была знакома еще по Ленинграду. Из мечтаний Меттера ничего не вышло, все ограничилось тем, что я принесла в газету свою фотографию Барышникова, на которой великий танцовщик сделал надпись: «"Новому американцу" от старого». Где теперь эта фотография — не знаю.