Короче, русских выпускают. Однако есть два непременных условия.
Первое. Необходим израильский вызов.
Второе. Ты должен выдумать еврейского дядю или бабушку.
Эта покойная мифическая бабушка — недоказуема. Равно как и неопровержима. Будь ты Иванов до седьмого колена, все равно — подавай еврейскую бабушку.
Спрашивается, кому нужен этот унизительный балаган? И зачем?
Все очень просто. Власти преследуют две хитроумных цели.
Первое. Создать видимость, что уезжают лишь изгои, отщепенцы. Как принято говорить в Союзе — лица еврейской национальности.
Второе. Спровоцировать волну народного гнева. Стимулировать затухающий бытовой антисемитизм.
А он — действительно затухает. Более того, происходит любопытное смещение понятий. Когда-то еврея не любили за то, что он еврей. Сейчас еврея предполагают в том, кого не любят.
Десятки людей утверждают, что Сталин был грузинским евреем.
Брежнева считают евреем чуть ли не половина уголовников в лагерях.
Даже невинного Хрущева подозревали в еврействе.
Слово «еврей» превратилось в ругательство. Утратив конкретное значение. Тысячу раз я слышал:
— Этот Колька Сидоров такой еврей, с аванса мне не поставил…
Помню разговор в электричке. Пожилой мужчина рассказывал соседу:
— К нам в управление прислали одного. Все говорили — еврей, еврей, а оказался пьющим человеком…
Более того, появился новый мотив. У пивного ларька как-то довелось наблюдать такую сцену. Молодой парень утверждал:
— У меня отец наполовину еврей!
Собутыльники в ответ кричали:
— Да какой ты еврей?! Да ты такой же фоняк, как и мы…
Интеллигентом, мол, себя воображает…
В хорошем рассказе Аксенова «Победа» беседуют двое шахматистов-любителей:
«— Почему все шахматисты — евреи?
— Так уж и все? Я, скажем, не еврей. Да и вы не еврей.
— Куда уж мне…»
Но вернемся к эмиграции. Помню наш отъезд. Взяли такси до аэропорта. Шофер по разговорам догадался, что мы уезжаем. Молчал, молчал, а потом говорит:
— От нас водитель уехал. У него собственное такси в Америке. На себя работает.
Я сказал:
— Вы тоже можете уехать.
Шофер усмехнулся:
— С моей-то рожей?..
Затем пожелал нам счастливой дороги. И чаевые взять отказался.
— Я же, — говорит, — не из-за этого. Я от души. Вспоминайте нас…
И я вспоминаю. И навсегда запомню эту добрую курносую славянскую рожу. И служебную карточку помню. Имя помню. Фамилию помню. А произнести не смею.
Потому что, хоть ты и не еврей, а раздавят тебя — в минуту!
«Новый американец», № 4, 7—13 марта 1980 г.