В результате осознал неразрешимый глобальный парадокс. В чем его суть?
Государство безусловно заинтересовано в том, чтобы люди являлись на работу абсолютно трезвыми. Ведь убытки, связанные с пьянством, неисчислимы. Простаивает оборудование. Упорно растет травматизм. Снижается качество продукции. Короче, государство заклинает — НЕ ПЕЙ! Не случайно винные лавки торгуют с одиннадцати. А влиятельный Панфилов (генеральный директор ЛОMО) вообще добился закрытия ближайших магазинов. (Труженики ЛОМО ходят за водкой на Лесной проспект, через мост. Это так и называется — «пойти за мост»…)
— Не пей! — уговаривает тебя государство и шепотом добавляет. — С утра…
А вечером — пожалуйста. Сколько влезет…
Что угодно может пропасть из советских магазинов — лук, яйца, колбаса, туалетная бумага… Только спиртное не переводится, в столичном городе и в деревне, в тундре и в пустыне…
Все знают, алкоголь — колоссальная статья государственного дохода. Однако не это главное. Куда важнее другое обстоятельство:
Алкоголь — безотказное средство тотального наркоза.
И действительно. Алкоголик почти всегда социально инертен.
Алкоголик полностью сосредоточен на единственной бредовой идее.
Алкоголик легко управляем из-за постоянно терзающего его чувства вины.
Алкоголик крайне неприхотлив во всем, за исключением основной страсти.
И так далее.
Массовое народное протрезвление обрело бы грозный фигуральный смысл. Последствия могли бы стать катастрофическими для властей.
Трезвый рабочий начинает задумываться о жизни. Сопоставлять и анализировать факты. При убогих возможностях советского досуга он неизбежно берется за книгу. То, что предлагает ему заводская библиотека, — непереносимо. Поэтому следующий этап — иностранное радио, нелегальная литература…
А дальше что? Подумать страшно…
Вот и получается дикость. Государство широко распахивает двери винных магазинов:
— Пей! Гуляй! После работы — сколько угодно!
А утром — плодотворный, созидательный труд, активное строительство светлого будущего…
Миллионы активных строителей просыпаются с дикой головной болью. И на горизонте их светлого будущего маячит стакан…
Помню, спросил я утром на ЛOMO знакомого фрезеровщика:
— Ну как, Леша, поправился?
— Поправился, — говорит. — Словно на каменку в бане плеснул, аж зашипело!..
«Новый американец», № 6,21–27 марта 1980 г.