– Как скажешь, – сказал Андрей, блеснув льдинками в глазах.
Он вышел из кухни, а я отвернулась к окну, пытаясь справиться с комком в горле. Звук хлопнувшей входной двери кнутом ударил по моим нервам, и на глазах выступили слёзы. Я видела, как Андрей вышел из подъезда и стремительным, летящим шагом направился прочь от дома – высокий, сильный, широкоплечий. Ветерок шевелил его волосы, солнце золотило макушку, а у меня в кишках разливалось ужасное, ледяное отчаяние. Вспомнились слова Танюшки: «Главное, что возвращается он всегда к тебе». Почему-то мне казалось, что Андрей уходил навсегда. Он скрылся за углом, а я, упав на диван, разревелась.
В порыве злости и горя я швырнула букет Аиды в мусорное ведро, но вид нежных, ни в чём не повинных цветов, отправленных на помойку, заставил моё сердце содрогнуться от жалости. Нет, так нельзя. Я достала букет и поставила на место. Роза Андрея стояла на рабочей поверхности у плиты – гордая красавица, взиравшая на скромные полевые цветочки свысока. Я ласково, ободряюще дотронулась до букета. Простые и искренние васильки, донник, зверобой, пастушья сумка, колокольчики и иван-чай нравились мне больше тепличной королевы. Вспоминалось босоногое детство, каникулы у бабушки в деревне, бескрайнее поле, лес и летние грозы...
Всплакнув и выпив ещё чаю с овсяными печенюшками, я решила: будь, что будет. Вернётся – опять прощу, куда ж я денусь, а нет – горевать не буду.
Глава 3. Попытка примирения и лесное чудовище
Сны о монастырских яблоках и гибели путницы. Шашлыки на озере. Странные эротические фантазии, царапины на спине, поцелуи призрака. Ночные кровососы. Глаза во мраке.
Я не люблю яблочный сок, потому что у него вкус смерти.
Мне снова приснился этот странный сон: средневековый монастырь, сад, осень. Терпкий запах грусти и крик улетающих птиц. В прекрасном монастырском саду растут яблоки, из которых делают крепкий сидр на продажу.
Сон этот снился мне уже не в первый раз, и всегда после него я весь день ощущала себя странно. Тоска и необъяснимое чувство вины теснились под рёбрами. Хотелось у всех просить прощения, а за что – я сама толком не могла понять.
Понедельник, начало рабочей недели – и без того-то день тяжёлый, а с этим сном и подавно полный депрессняк. Монитор компьютера был мне ненавистен, коллеги казались тупыми хамами, а бэйджик с именем у меня на груди – зэковским номером. Я была рада вечером вернуться домой с этой треклятой работы. Андрей не позвонил, я тоже не стала этого делать, и в кишках по-прежнему сидело тоскливое чувство, будто что-то оборвалось, кончилось.