Пламя костра взметнулось, как живое, огромным столбом, и меня начало всасывать в палящий огненный смерч. В нём сгорало всё, что во мне ещё оставалось человеческого... Мама... Откуда она здесь? Её умоляюще протянутые ко мне руки охватило пламя, и её образ превратился в прах, то же случилось и с невесть откуда взявшимся отчимом. Корчились в огне образы Кельца, Змея, других охотников... И вдруг – Массимо! С вдохновенно развевающимися волосами и горящими глазами он воскликнул, перекрывая гул огня:
«Если в вашем сердце горит неугасимый светоч – любовь, сумрак не властен над вами!»
Выплюнутая огненной воронкой, я вновь очутилась на поляне под звёздами. Костёр догорал: видимо, времени прошло немало. Медведь сидел рядом, суровый и неподвижный, как изваяние, и в его глазах плясали отблески умирающего огня. Пустой лоток снова начал наполняться кровью, да так быстро, что я едва успела поднести его ко рту, роняя капли на траву и цветы. Бережно приподняв Алёнку одной рукой, другой я поднесла к её губам лоток с остатками крови.
– Выпей, принцесса... Всего пару глоточков, это не страшно.
Её глаза приоткрылись – туманные, потусторонние. Хоть в огне и сгорело столько человеческих образов, моя любовь к ней была на месте – никуда не делась, даже, как мне казалось, стала ещё глубже и нежнее, только теперь – с лёгкой горчинкой. Осторожно поддерживая Алёнку, я дала ей выпить несколько глотков... Кажется, она даже не поняла, что именно она пьёт. Поцеловав её алые от крови губы, я сказала:
– Я люблю тебя, Алёнушка.
Но всё оказалось не так просто. Обведя вокруг себя удивлённым взглядом, Алёнка спросила:
– Где я? Кто вы?
Я похолодела.
– Алён... Не пугай меня. Ты что, меня не узнаёшь?
Впрочем, вопрос был излишним: узнавания в её глазах я не видела. Морщась, как будто от головной боли, она спросила:
– Меня зовут Алёна? Странно, я этого не помню... Где мы? Что это за место? – Осмотревшись, она добавила: – Здесь красиво...
– Тебе нравится? – спросила я, еле сдерживаясь, чтобы не схватить её за плечи и не затрясти, крича: «Алёнка, Алёнка, да вспомни же! Это я!»
– Да, – задумчиво проговорила она, зябко кутаясь в одеяло. – Вот только я совсем ничего не помню... Даже жутковато.
Я осторожно обняла её – она не пыталась вырваться, и то слава небесам.
– Не бойся ничего, – шепнула я ей. – Тебе ничто не угрожает.
Она устроилась поуютнее, прижимаясь ко мне.
– Удивительно, но мне с вами спокойно и хорошо, хоть я вас и не помню, – сказала она.
Медведь принёс ещё охапку хвороста и тактично оставил нас вдвоём. Когда его фигура исчезла во мраке, я подбросила топлива в костёр, и он запылал веселее и жарче. Алёнка молча смотрела на огонь и куталась в одеяло. Пальцы у неё были ещё холодные, озябшие, и я стала греть их своим дыханием.