— Но ты ведь не собиралась заниматься этим всю жизнь… И потом, что значит «была счастлива», «не была счастлива»? Идиотское слово… Счастлива! Счастлива! Ты весьма наивна, дочка, если полагаешь, будто мы приходим в этот мир, чтобы валять дурака и собирать цветочки…
— Конечно, я так не думаю. Благодаря тебе я прошла хорошую школу и твердо усвоила: наше главное предназначение — мучиться. Ты вбила мне это в голову…
— Вы уже выбрали? — спросила подошедшая официантка.
Камилла готова была расцеловать ее.
Ее мать разложила на столе таблетки и начала их пересчитывать.
— Не надоело травить себя всем этим дерьмом?
— Не говори о том, чего не понимаешь. Не будь этих лекарств, я бы давно отправилась в мир иной…
— Почему ты так в этом уверена? Какого черта никогда не снимаешь эти жуткие очки? Здесь вроде солнца нет…
— Мне так удобнее. В очках я вижу мир в его истинном свете…
Камилла улыбнулась и похлопала мать по руке. Иначе пришлось бы вцепиться ей в глотку и придушить.
Мать перестала хмуриться, немного поныла, пожаловалась на одиночество, спину, глупость коллег и неудобство кооперативов. Ела она с аппетитом и сделала недовольное лицо, когда дочь заказала еще одну кружку пива.
— Ты слишком много пьешь.
— Что да, то да! Давай чокнемся! За то, что ты в кои-то веки не говоришь глупостей…
— Ты никогда меня не навещаешь…
— Да ну? А что я, по-твоему, здесь делаю?
— Последнее слово всегда должно оставаться за тобой, да? Ты копия отец…
Камилла напряглась.
— Ну да, конечно! Не любишь, когда я говорю о нем, верно? — торжествующе воскликнула Фок-старшая.
— Прошу тебя, мама… Не продолжай…
— Я говорю о чем хочу. Не будешь доедать?
— Нет.
Мать неодобрительно покачала головой.
— Посмотри на себя… Похожа на скелет… Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь на тебя польстился…
— Мама…
— Что «мама»? Конечно, я беспокоюсь о тебе, детей рожают не для того, чтобы смотреть, как они гибнут!
— А ты, мама, зачем меня родила?
Не успев договорить фразу до конца, Камилла поняла, что зашла слишком далеко и сейчас получит по полной программе — мать разыграет «сцену № 8». Этот номер не предполагал импровизаций, он был давно отрепетирован и исполнялся многократно: эмоциональный шантаж, крокодиловы слезы и угроза покончить с собой. Порядок произвольный.
Мать плакала, укоряла дочь за то, что та ее бросила, как сделал пятнадцатью годами раньше ее отец, называла бессердечной, восклицая, что жить ей незачем.
— Скажи мне, зачем, ну зачем я живу? Камилла свертывала себе сигарету.
— Ты меня слышала?
— Да.
— Ну и?
— …
— Спасибо, дорогая, благодарю от всего сердца. Ответ более чем ясный…