Представляют интерес и причины, по которым глава Коминтерна решил избрать путь изоляции коммунистических партий от своих потенциальных союзников, по существу обрекая заграничные секции Коминтерна оставаться в меньшинстве даже в пределах рабочего движения. Григорий Зиновьев, при всех своих отрицательных качествах, отнюдь не глуп и наверняка отдает себе отчет в возможных издержках своей новой политики. Вероятно, ответ поэтому следует искать не в анализе судьбы коммунистических партий за пределами Советской России, а в анализе судьбы самой Российской партии большевиков.
Сейчас в верхушке большевиков разворачивается ожесточенная борьба за наследство недавно умершего Ленина. После самоустранения Троцкого от этой борьбы (хотя не исключено, что при благоприятных обстоятельствах он попробует выступить в роли арбитра между борющимися группировками) на поле битвы остаются две группы, которые могут реально претендовать на власть. Это группа Зиновьева – Каменева и группа Сталина.
Сразу же можно сказать, что позиции группы Сталина выглядят предпочтительнее, ибо он сосредоточил в своих руках все назначения в партийном аппарате и быстро превращает этот аппарат в послушное орудие в своих руках. Каменев, как председатель Совета Труда и Обороны, также обладает некоторыми организационными возможностями, но они несравнимы со сталинскими. Остается Зиновьев, который контролирует одну из крупнейших и влиятельнейших в стране партийных организаций в Петербурге-Ленинграде и, кроме того, возглавляет Коминтерн.
Аппарат последнего и может стать реальным инструментом борьбы Зиновьева со Сталиным. Но для этого Зиновьеву надо лишить секции Коминтерна всякой видимости самостоятельности. Тезис о «социал-фашизме» позволит ему ввести еще более жесткую идеологическую дисциплину и оправдать перестановку кадров под углом зрения личной преданности. Таким образом, Зиновьев, вполне вероятно, надеется через Коминтерн создать нечто вроде международного фронта борьбы против Сталина, вовлекая в эту борьбу и тех авторитетных русских большевиков, которые работают в аппарате Коминтерна.
Ради этого Зиновьев готов забыть о мировой революции. Впрочем, на деле большевики уже осознали призрачность шансов на такую революцию, и Коминтерн в их руках выступает лишь орудием политического шантажа для обеспечения чисто российских интересов. Однако Зиновьев, кажется, забыл об одном – чтобы шантаж был успешным, он должен быть максимально убедительным. А низведение секций Коминтерна до положения сект, изолированных даже от левого фланга политической жизни, никак не будет способствовать решению данной задачи.