«Москвич показывает приезжему на некое здание:
– А вот здесь до революции располагалось страховое общество «Россия».
Приезжий интересуется:
– А сейчас здесь что? Госстрах? (Государственная страховая компания. Наряду с Ингосстархом была монополистом в страховом деле в советский период.)
– Нет, Госужас».
Закруглив дела на работе, прохожу вдоль Политехнического музея на Лубянскую площадь. Мне до сих пор странно видеть здесь по левую руку белую стену Китай-города с башнями и большой купол часовни Святого целителя Пантелеймона Афонского на Никольской улице у ее выхода на площадь.
В бюро пропусков получаю бумажку с номером комнаты, куда я приглашен, и следую туда. Подходя к кабинету, лихорадочно пытаюсь вспомнить имя-отчество Мессинга и Трилиссера. Так, Мессинг, кажется, Станислав, а вот по батюшке как? Трилиссер же – Михаил… Михаил Абрамович! Вспомнил-таки.
Открываю дверь, представляюсь секретарю (или они тут иначе именуются?) и слышу в ответ:
– Проходите, Михаил Абрамович вас ждет.
Ага, значит, все-таки Трилиссер!
Вхожу. Начальник Иностранного отдела ОГПУ встречает меня, не вставая из-за стола и продолжая что-то сосредоточенно писать.
– Извините… – бормочет он, – сейчас закончу.
Действительно, не проходит и двух минут, как Трилиссер отрывается от своей писанины, прячет ее в папку, папку – в ящик стола и поднимается мне навстречу. На нем командирская суконная гимнастерка защитного цвета, на которой видна нарукавная ромбовидная нашивка черного сукна с белыми металлическими буквами «ГПУ» (знак принадлежности к Центральному аппарату). Такие же буквы на темно-зеленых петлицах на воротнике, на левом рукаве – длинный, идущий от обшлага гимнастерки нарукавный клапан черного сукна с белой окантовкой, с красной звездой вверху и четырьмя белыми ромбами на черном бархате клапана. Ну да, все как положено начальнику отдела. Последний месяц донашивает, однако. В августе, помнится, должен выйти приказ о переменах в форме одежды…
– Здравствуйте, Виктор Валентинович! – И он протягивает мне руку.
– Здравствуйте, Михаил Абрамович!
После рукопожатия Трилиссер подводит меня к кожаному дивану, стоящему в кабинете, и мы оба усаживаемся там. Михаил Абрамович устраивает на колене блокнот и открывает колпачок авторучки:
– Давайте, Виктор Валентинович, припомним наш разговор в тире. Не могли бы вы повторить свои мысли, но уже в развернутом виде? – Да, без предисловий, сразу с места – в карьер.
– Хорошо. Сначала перечислю основные пункты, а потом пройдемся по ним подробнее, в той степени, в какой они вас заинтересуют, – предлагаю я.