— А теперь вы можете высказаться в свое оправдание, — объявил он.
Стоя лицом к судейскому столу, Хэнк Реардэн ответил несгибаемо-чистым тоном:
— У меня нет оправданий.
— Вы… — Судья запнулся; он не ожидал такого поворота. — Вы отдаете себя на милость суда?
— Я не признаю права этого суда судить меня.
— Что?
— Я не признаю права этого суда судить меня.
— Но, мистер Реардэн, это легитимно назначенный суд для разбирательства преступлений такого рода.
— Я не признаю свои действия преступными.
— Но вы признали, что нарушили указы, контролирующие продажу вашего металла.
— Я не признаю за вами права на контроль над продажей моего металла.
— Должен вам заметить, что признания этого вами и не требовалось.
— Я полностью отдаю себе в этом отчет и действую соответственно.
Реардэн заметил, что в зале царит тишина. По правилам многослойного обмана, в который все эти люди были вовлечены во благо друг друга, им следовало рассматривать его сопротивление как непостижимое безрассудство; Реардэн ожидал ропота удивления и осуждения — не было ни звука; люди сидели в безмолвии. Они поняли.
— Вы хотите сказать, что отказываетесь повиноваться закону? — спросил судья.
— Нет. Я подчиняюсь закону — до буквы. Ваш закон гласит, что моей жизнью, моим трудом и моей собственностью можно распоряжаться без моего согласия. Отлично, вы можете распоряжаться мною без моего участия. Я не стану оправдываться в ситуации, когда невозможны никакие оправдания, и не буду делать вид, что предстал перед справедливым судом.
— Но, мистер Реардэн, закон специально оговаривает для вас возможность высказать свое мнение и оправдать себя.
— Человек, привлеченный к суду, может оправдывать себя только тогда, когда судьи осознают объективные принципы справедливости, принципы, защищающие его права, которые они не могут нарушить и к которым он может призывать. Закон, по которому вы меня судите, гласит, что у меня нет никаких прав, что не существует никаких принципов и что вы можете сделать со мной все, что пожелаете. Что ж, действуйте.
— Мистер Реардэн, закон, который вы обвиняете, основывается на высшем принципе — принципе общественного благосостояния.
— Что это за общество? Что оно считает для себя благосостоянием? Было время, когда люди верили, что «благо» есть понятие, определяемое сводом моральных ценностей, и что ни один человек не имеет права добиваться блага для себя путем нарушения прав другого. Если узаконено, что мои собратья могут жертвовать мною, как пожелают и ради чего угодно, если они верят, что могут присвоить мою собственность только потому, что нуждаются в ней, — что ж, так поступает любой бандит. Существует единственная разница: бандит не просит моего согласия на свои действия.