— Разрешите мне? — встал Борисов и посмотрел на соседей, как бы приглашая их присоединиться к тому, что собирался сказать. — Вот вы, товарищ капитан, назвали нас прославленными летчиками, командирами. Наверное, так оно и есть. Только мы этого не чувствуем. Нет, лично я горжусь своей Золотой Звездой и часто поглядываю на нее, горжусь, что у меня штурман Герой Советского Союза, за друга Сашу Богачева, за всех вас, мои боевые товарищи. Но висят ли награды на груди или не висят, мы продолжаем делать то, что делали до наград вчера и позавчера, то есть летать, воевать, дежурить. И завтра будем заниматься тем же делом. Что я хочу этим сказать? То, что в повседневных делах мы никакой славы не знаем, не чувствуем…
— Подожди, Миха! Скоро она обрушится, не рад будешь!
— Вот я и хочу сказать об этом. Ребята! Скоро мы почувствуем славу, затаскают нас по всяким вечерам, встречам, конференциям, торжествам, вознесут до небес! Но я хочу и прошу, чтобы вы, мы, даже там, под небесами, оставались такими, как сейчас, как наш командир! Чтобы слава и чины не вскружили головы! Чтобы каждый из нас всегда и везде помнил о своем долге, о своих товарищах, без которых нам бы никогда не стать Героями, чтобы не зазнавался, а оставался, как говорит комэск, человеком!
Борисов закончил и сел. Раздались хлопки, возгласы:
— Правильно, Миша! Так держать! Рачков, привлекая внимание, поднял руку:
— Прошу слова.
— Комсомольский комиссар просит слова!
— Я по существу! — Иван Ильич повернулся к Мещерину: — Константин Александрович, прямой вопрос можно?
Мещерин хмыкнул:
— Правда, Иван Ильич, являлась и является основой моей жизни. Потому признаю только прямые вопросы. Прошу!
— Хорошо, Вы… от нас уходите? Все дружно уставились на командира. Тот нахмурился. Потрогал кончик своего носа пальцем, но молчал.
— Для чего вас вызывали в Военный совет? Капитан строго посмотрел на летчиков, увидел их напряженные лица, прочитал скрытую боль за него, командира, и сказал:
— Говорить об этом я не должен. Но, верю, все, что я скажу, останется между нами. Мне предложили перейти в разведку.
— И вы? — не выдержал паузы Богачев.
— И мы… отказались!.. Евгений Иванович! Самовар уже выкипел. Где же наш кофе?..
8
С первыми лучами солнца тихий сонный Грабштейн был разбужен потрясающим рокотом мощных моторов взлетающих торпедоносцев. На большом кругу они собирались в строй девяток. К ним присоединялись юркие «яки», и сводные группы таяли в голубой дымке юго-запада, где у низких берегов лениво плескались волны притихшего перед штормом Балтийского моря.