На Ламбет-роуд, на берегу Темзы, прямо напротив здания Парламента, стояла католическая церковь. Ее настоятель симпатизировал молодым путешественникам. Каждый вечер в девять часов он открывал подвал церкви, предоставляя молодежи бесплатный ночлег. В подвале не было ничего, кроме холодного каменного пола, но мы радовались и этому, тем более что у всех путешественников имелись спальные мешки. Каждый вечер я в поисках свободного места пробирался между лежащими на полу. В воздухе стоял запах гашиша и немытых тел. Когда гас свет, с разных сторон слышались стоны и возня совокуплявшихся парочек. Несколько раз я видел, как в углу подвала при свете свечи наркоманы, перетянув руку выше локтя, кололи в вену героин.
Под влиянием окружения я стал гораздо чаще курить гашиш и марихуану. Благодаря этому внешне я уже почти не отличался от остальных. Но если окружающие активно общались друг с другом, то я, наоборот, все больше замыкался в себе. Снова и снова задавался я вопросом, зачем я вообще принимаю наркотики? Иногда, по вечерам, дождавшись возвращения Гэри, я шел на берег Темзы и проводил там нескольку часов кряду. Могучий поток воды оказывал на меня гипнотическое воздействие, и я начинал размышлять о жизни. Глядя на неумолимо движущиеся стрелки Биг-Бена, я спрашивал себя, не растрачиваю ли я попусту свое время?
Вместе с тем я очень хотел доказать самому себе, что могу преодолеть стеснительность и, как все, наслаждаться жизнью. В девятнадцать лет у меня еще не было девушки. Будучи очень застенчивым, я не ходил на свидания, а вместо этого слушал дома музыку или гулял с друзьями. Многие девушки проявляли ко мне интерес, но я избегал отношений с ними, боясь потерять свободу или, что еще хуже, разбить чье-то сердце. Мои знакомые постоянно хвастались своими любовными похождениями, и я страдал от сознания того, что я не такой, как все. Я стал встречаться с девушками и пытался завязать с ними серьезные отношения, но все было напрасно. Какая-то сила мешала мне. Борясь с этой силой, я был полон решимости вкусить не ограниченных ничем наслаждений, столь превозносимых в обществе. С кем боролся я в своем сердце? Не с самим ли Богом? Победа уже не за горами, — внушал себе я, но вечером, возвращаясь к реке и глядя на ее плавно текущие воды, испытывал угрызения совести. Я выигрывал сражение за сражением, но чувствовал себя потерянным.
Однажды вечером я с закрытыми глазами сидел на Трафальгарской площади, погруженный в безмолвную медитацию.
Вокруг меня деловито ходили голуби, кричали дети, о чем-то переговаривались между собой туристы и сигналили автомобили. Вдруг я почувствовал, что моя связь с миром внутри меня намного сильнее, чем с миром, который меня окружал. Глубоко вздохнув, я улыбнулся. На мгновение я перестал отождествлять себя с собственным телом и ощутил, как ум мой погружается в океан спокойствия. По сравнению с этим ощущением все мои попытки наслаждений и внутренняя борьба за то, чтобы отучить себя от постоянного самоанализа, показались мне жалкими и ничтожными. Открыв глаза, я вдруг увидел, что мраморные львы, памятник Нельсону, голуби, туристы, нищие, продавцы и покупатели — одна большая семья, связанная тесными узами родства. Я перешел на другую сторону площади, к церковной благотворительной столовой. Там я получил тарелку супа с перловкой и ломоть хлеба и с аппетитом съел их в компании бездомных. Затем я с искренним благоговением переступил порог церкви Св. Мартина в Полях, сел на деревянную скамью и погрузился в чтение Библии. Глаза мои наткнулись на фразу, поразившую меня. Иисус наставлял своих учеников: «И потому выйдите из среды их и отделитесь». Я стал размышлять над этой фразой: