— Будет хоть, с кем языком почесать, а то эти германцы, если не о товарах и не о бабах, все тык-мык — слова доброго не дождешься.
В первые же минуты на судне Томас узнал, что капитан скуп, как вдова ростовщика, его старший помощник крут нравом и при случае так и норовит ткнуть в зубы кулаком, норвежцы пьют, как рыбы, датчане славные парни, но вот портовые шлюхи у них жадные, а красотки Фландрии на диво сговорчивы, потому как мужья у них, говорят, не того…
У Томаса зазвенело в ушах. Он искренне пожалел, что, сберегая деньги сюзерена, уговорился с капитаном заплатить за проезд только пять шиллингов, а остальное отработать. Теперь от болтливого лоулендера [9] было не отделаться — тот показывал Томасу, как вязать булинь, накладывать обмотки из кож на канаты, чтобы крепить парус, подтягивать гитовы, и при этом непрерывно трещал. Том натер ладони до кровавых мозолей, все названия в голове у него смешались, и, когда корабль наконец-то отвалил от причала, только и мог, что путаться у матросов под ногами. Он еще не успел приспособиться к качке и цеплялся за тросы с отчаянной силой, чтобы не полететь вверх тормашками. «Неутомимая» (как сообщил Джон, этим названием корабль был обязан любимой подружке капитана) отошла от берега и отправилась на юг. Перед тем, как пересечь Ирландское море, кораблю еще предстояло завернуть в Дублин. К вечеру небо затянуло тучами, ледяной северный ветер наполнил парус, и когг принялся резво перескакивать с волны на волну.
Томас прижался к большому раскрашенному щиту, прикрывавшему палубу от брызг, а в случае нужды и от вражеских стрел и камней. Стуча зубами от холода, юноша с трудом сдерживал рвотные позывы и думал лишь о том, как пережить ночь. Тут его и обнаружил Джон.
— Негоже здесь сидеть, — объявил Кокрейн, — скоро через борт перехлестывать начнет, чего доброго, и тебя смоет. Одного у нас так и смыло.
Подхватив Томаса под руку, говорливый шотландец потащил земляка к кормовой надстройке.
— Если разойдется как следует, придется идти в трюм, черпать ведрами воду. А пока и передохнуть можно.
Устроившись под настилом из досок, Джон Кокрейн полез за пазуху и вытащил фляжку, обернутую для удобства полосками кожи. Вытащив деревянную затычку, лоулендер хлебнул сам и передал флягу Томасу. Тот принюхался. Разило ужасной сивухой. Однако у Тома не осталось сил, чтобы спорить, вдобавок нужно было согреться. Юноша сделал большой глоток. Пойло обожгло глотку. Перехватило дыхание, на глазах выступили слезы.
— Что, прошибает? Это мой дядька и кузен у себя на ферме гонят. Лучший виски во всей Шотландии!