Помятое существо, мало напоминающее прежнего Ойгена, выползло из спальни следом. Прищурившись, изучило обстановку, одобрительно кивнуло.
— Как перформанс? — спросил Ян. — Это у тебя такой новый будильник?
Ойген скорчил печальную мину:
— Изверг рода человеческого опять взялся за правку диалогов. Там у него всё по-взрослому, каждая реплика — решающая. «Кушать подано!» с утра до вечера переделывает.
Прошлёпал через комнату и как аквалангист, спиной вперёд, рядом с Яном нырнул в кожаные объятия дивана. Пошли волны.
— Уже читал, что ли, Вовкин опус?
— Смеёшься? — Ойген гневно выпучил глаза. — Я его слушал! Восемь раз, не считая декламации коротких сцен.
— И как?
— Сплошной сексизм, шовинизм и дискриминация по половому признаку. Отличная пьеса!
— Есть шансы поставить?
— Никаких!
— А что так?
— Сексизм, шовинизм, и дискриминация по половому признаку. Здесь такое не поймут. Точнее, поймут, но не так, как задумывалось автором.
— Замысел автора, — донёсся из кухни апокалипсический похмельный бас Вальдемара, — вам, смертным, понять не по силам!
— Замысел ты в суде рассказывать будешь, — громко отозвался Ойген. — В последнем слове перед оглашением приговора. Невиноватая, мол, я, оно само так написалось!
Вальдемар вернулся с кухни удручённый.
— Ну как там? — осторожно поинтересовался Ян.
— Мрачно. Но не безнадёжно. Нужна бригада добровольцев. А лучше женские руки, — Вальдемар покосился на Ойгена.
— Но-но! — воспротивился тот. — Вот со мной о посредничестве договариваться точно не стоит. Я же вхожу в круг заинтересованных лиц, моё мнение по вопросу не может быть объективным.
— С пониманием, — не стал возражать Вальдемар. — Эмоцио взяло верх над рацио. Это очень по-нашему, по-гуманитарному. Видишь, Ян, этот сухарь понемногу встаёт на путь размягчения! А то я начал впадать в отчаяние — читаю ему пьесу, практически чистовик уже, а отклика в зале — ноль. То ли слушает, то ли программу в уме пишет, то ли банально спит с открытыми глазами. Даже не понимаю, воспринял он главную идею или нет. Глянь на этого сына степей, это же истукан, а не человек. Слушай, а давай я лучше тебе почитаю?
— Мне скоро ехать пора, не успеем, — вежливо отказался Ян. —
Хочешь — давай тезисно, фабулу на блюдечке. Гарантирую шквал аплодисментов и немножко здоровой критики.
— Да дело не в фабуле, — отмахнулся Вальдемар, устраиваясь поудобнее на подлокотнике дивана. — Понимаешь, я придумал пьесу с отсутствующим главным героем! Не без героя — он как бы есть, и как бы где-то рядом, но не на сцене. Может быть, даже слышен его голос, я ещё не решил. Или кто-то с ним говорит по телефону. Однако сам он так и не появляется — и присутствует лишь как объект разговоров и мыслей остальных персонажей.