Донская повесть. Наташина жалость [Повести] (Сухов) - страница 115

— Наташа! — закричал он еще издали. — Каким ветром?

Наташа с напряжением вгляделась в него, очень запыленного, каким она никогда еще его не видела: лицо было под цвет рубашки, черной и грязной, на кепке лежал слой чернозема, на щеках — следы пота, свежего и уже застывшего. Сверкали только плотные обнаженные в улыбке зубы да глаза, такие милые для нее, родные. Ведь это же и был тот, милее которого на свете для нее не было никого, и она со всегдашним при свиданиях волнением пошла к нему навстречу…

Домой Наташа возвращалась уже под вечер.

О Тихоне так все же ничего и не сказала. Подворачивались на язык и даже не однажды нужные слова, но так-таки и не сорвались ни разу. Рассказала только слышанную историю о том, как в каком-то хуторе волки ночью напали на человека. И она просила Сергея, чтобы он ночью никуда не ходил, а тем более в одиночку.

Сергей посмеялся над ее запугиванием и обещал никуда не ходить, кроме как к ней. «Уж тут с собой я никого не возьму», — шутил он. Такая забота о нем его беспредельно радовала. Немножко необычное ее поведение он объяснил просто застенчивостью и смущением: ведь она впервые пришла к нему открыто.

Когда Наташа на обратном пути поднялась на курган и в последний раз оглянулась, Сергея на стану уже не было: трактор его чуть слышно трещал где-то за синеющим изволоком. На востоке из-за края земли выползали серые неочесанные облака, как разбитые бурей стога сена, а на западе рдяным пятном все ниже опускалось солнце.

Ночью Сергею привиделось ли под впечатлением рассказов Наташи или так было в самом деле, но, пересекая на тракторе балку, лежавшую поперек клетки, он несколько раз замечал, что в тот момент, когда он спускался в самый низ балки, в теклину, поросшую осокой, пыреем и всяким разнотравьем, к нему на карачках подкрадывался какой-то человек, и подкрадывался довольно близко.

Ночь была темная, пасмурная, и рассмотреть хорошенько, человек ли это действительно, зверь ли, или что другое, было невозможно. Но Сергей отчетливо различал, как по густой и высокой траве, колыхая и приминая ее, к нему несколько раз подкатывался какой-то большущий черный ком.

Сергею было немножко не по себе. Он был один на этом поле. Два других тракториста из его бригады уже в сумерках переехали в Попов угол. А он остался здесь допахивать последнюю клетку. У него не было даже прицепщика: земля — чистая, сухая, и таскать за собой лишнего рабочего расчета не было, делать у плуга ему было нечего.

Как только Сергей приближался к балке, он вытаскивал из ящика, подле сиденья, увесистый ключ, клал его на колени, да так, озираясь, и не выпускал его из руки, пока не выезжал на открытое место.