Донская повесть. Наташина жалость [Повести] (Сухов) - страница 116

А на заре, когда он остановился подзаправить трактор, добавить масла и, главное, керосина, в одном из двух бачков, налитых и оставленных заправщиком, керосина почти не оказалось. Сергей ругнул «проклятых стригунов»[4], не брезгующих ничем, напряг все свое умение и клетку на наличном керосине все же допахал.

IX

Сегодня Сергей первый раз ночевал в новом доме.

Проснулся он поздно. Потянулся на кровати, открыл разом глаза. От окна ударил яркий свет, и он опять зажмурился. Покрутил головой, помычал от боли и открыл глаза уже исподволь.

На белой свежепоштукатуренной стене дрожал и переливался зайчик. От зеркала, висевшего напротив, что пламя, струились отблески. В большом окне пылало уже высоко стоявшее солнце. Сергей как-то испуганно привскочил: давно уж он не спал так долго.

Откинул одеяло, оперся о спинку кровати и прыгнул. Дощатый пол загудел под ногами, и Сергей, вслушиваясь, осмотрел половицы. Они были чистые, гладкие, как навощенные. Осторожно ступая, словно боясь нагрязнить, пошел за чулками. В печке вдруг треснуло что-то и защелкало моторными перебоями. Сергей заглянул в печь: широкие красно-бурые полосы огня метались из стороны в сторону, рвались к дымоходу. Островком торчал накрытый сковородой чугун, из которого выскакивали шипящие струйки.

Открылась дверь, и в комнату вошла мать. На коромысле у нее покачивались полные ведра.

— Вот благодать-то, — говорила она, будто самой себе, снимая коромысло, — бывало, тащись с ведрами за целую версту, глаза выпучишь. Теперь колодец чуть ли не под носом и вода такая легкая!.. А ты чего же, Сережка, вскочил? Позоревал бы.

Сергей засмеялся.

— Солнце припекло, не улежишь.

Он надел сапоги, умылся и вышел на крыльцо. Вчера приехал он в потемках и отделку дома еще не видел. Закурил, облокотился о перила и стал рассматривать подворье. Бросалась в глаза незаконченность стройки: сарай стоял без крыши, с высоко поднятыми стропилами, но уже обмазанный и даже побеленный. Подле сарая виднелась суглинистая насыпь и яма чернела — как видно, погреб будет. Валялись груды кирпича, леса. За лесом Сергей заметил отца. Тот, ссутулившись, глядел куда-то через крышу дома и в задумчивости оглаживал бороду.

…Раньше Годун каждой осенью плел на заказ гнезда для птиц: кур, гусей, уток. В этом деле он на хуторе — непревзойденный мастер. И он очень любил это дело, не меньше, если не больше сапожного. Бывало, как только хватит первый крепкий мороз и лиман застынет, Годун нарежет в нем всякого краснотала, белотала, синетала, натаскает в хату и до глубокой полночи выводит замысловатые узоры.